— Я запрещаю вам ехать!
Де Труа мягко улыбнулся.
— Мне приятно, что вы цените мое общество, но вынужден с прискорбием напомнить, Ваше высочество, что я не имею чести состоять на вашей службе.
— Но вы утверждали, что и у маркиза Монферратского вы тоже не служите.
— И тем не менее, я взялся выполнить его просьбу и имелись в виду какие-то разумные сроки. Святая Мария, я наверное уже втрое их превысил!
Принцесса схватила со стола огромное блюдо и с размаху грохнула его о каменный пол. Несчастный Био, заверещав, как поросенок, на четвереньках умчался из-под стола в безопасную темноту.
— Но на один-то день вы можете задержаться? — неожиданно спокойным голосом спросила принцесса.
Де Труа отрицательно покачал головой.
— Эта задержка не имела бы значения. Если вы не можете решиться сейчас, отчего это вдруг решительность нападет на вас завтра. Ведь вы не станете другой.
— Я стану такой, какой захочу, — с тихой злостью прошептала принцесса, и остановилась, осознавая, что это она сказала. Чего в этом больше смысла или характера? Вздорность и детскость заявлений вскоре стала очевидна и ей самой. Она фыркнула и снова подошла к столу. Ничего больше бить она не стала, она взяла один из неразбитых кувшинов и плеснула вина в один бокал, затем в другой.
— Итак, вы уезжаете?
Шевалье развел руками.
— Увы.
— Что же вы сообщите маркизу?
— Правду.
— Тогда скажите, какой она вам видится.
Посланец Монтферрата принял один из бокалов.
— Он послал меня узнать не желает ли принцесса Изабелла стать следующей королевой Иерусалимского королевства, и я скажу, что узнать мне это не удалось.
— Это неправда, вы знаете, что я хочу стать королевой!
— Но что значит хотеть? — спросил де Труа, вращая в пальцах талию бокала.
— Послушайте, чего вы от меня хотите? — вспылила вновь принцесса. Вопрос она задавала почти риторический, но получила на него вполне конкретный ответ.
— Я хочу, чтобы вы вернули мне письмо, которое я вам привез. С моей стороны было бы недобросовестно, по отношению к маркизу, оставить его здесь. Оно может случайно попасть в руки людей, которые относятся к маркизу хуже, чем вы.
Изабелла поставила свой бокал на стол, сплела кисти рук и задумчиво хрустнула суставами.
— И тогда все?
— ?
— Ладно, — заявила вдруг Изабелла, — что нужно сделать, чтобы маркиз понял, я согласна?
— Ничего сверхъестественного. Нужно просто написать ему об этом.
— Написа-ать? — Изабелла энергично потрепала свой великолепный лоб.
— Да, и отправить это письмо вместе со мной нынче же ночью. А письмо маркиза вы, в таком случае, можете оставить у себя, оно обезопасит вас на случай каких-либо неожиданностей с его стороны.
— А такие могут воспоследовать? — вскинулась принцесса.
— Почти наверняка, нет. Наверняка нет. Просто я неловко выразился.
Изабелла велела принести письменные принадлежности. Отослав слуг, долго прогуливалась перед столом.
— Ненавижу писать, — заявила она. Де Труа пожал плечами и отхлебнул вина. Села к столу, долго возилась с крышкой чернильницы, разглаживала лист пергамента, прижимала край солонкой.
— Нет, — сказала вдруг, — надобно подождать до завтра. Я не могу вот так, сразу, ничего не обдумав. Вы же сами понимаете какой это ответственный документ.
— Я уезжаю на рассвете, — сухо сказал де Труа.
— Вы безжалостный человек, — вырвалось у принцессы. Она вдруг внимательно посмотрела на посланника маркиза, — другой, видимо, и не смог бы выполнять подобную работу. — А вдруг, когда я стану королевой, я припомню вам это выкручивание рук?
Де Труа не успел ответить. Изабелла отвернулась от него и почти не отрывая пера, написала с десяток строчек, почти не думая над словами. Посыпала белым песком свежий текст. Свернула лист в свиток и швырнула под ноги этому неприятному человеку.
— Я бы не удивилась узнав, что вы и маркиза заставили написать то письмо каким-нибудь изуверским способом.
Де Труа сделал вид, что шутка принцессы ему очень понравилась.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. ВТОРАЯ ПОПЫТКА
Когда шевалье приказал Гизо готовиться к отъезду, оруженосец вдруг спросил:
— Мы совсем уезжаем из Яффы?
Этот вопрос вызвал немалое удивление у де Труа. Слишком тот не привык делиться своими планами со слугою, которого ценил за молчаливость, понятливость и исполнительность.
В ответ на удивленный взгляд хозяина, Гизо молча начал собирать вещи всем своим видом показывая, что неуместный вопрос вылетел у него из уст случайно. Де Труа находился в состоянии, мало чем отличавшемся от состояния только что оставленной им принцессы.
Его обязанности здесь, в Яффе, были исчерпаны, поручение почти выполнено, но неудовлетворенность становилась все глубже. И больше всего его мучило то, что он не может понять, в чем ее истоки.
Большими пожитками тамплиер не обзавелся, все они уместились в два баула. Глубокой ночью на трех лошадях, де Труа и Гизо оставили маленький дом в квартале скорняков и поскакали к жилищу госпожи Жильсон, также стоявшему за пределами городских стен. Она встретила их заспанная, раздраженная, очень постаревшая на вид. Но, высказывать вслух свое отношению к ночному вторжению не посмела.
— Приведите себя в порядок, — сказал ей де Труа, усаживаясь в кресло возле забранного железною сеткой окна.
— Что вы задумали, сударь? — спросила хозяйка, размазывая по лицу следы персидских притираний, при помощи которых она собиралась сохранить свою обольстительность на долгие годы.
— У нас мало времени, — сухо сказал шевалье.
— Но, согласитесь, в вашем присутствии несколько неловко мне будет этим заниматься.
— Придется потерпеть, пока вы будете облачаться, я буду вам объяснять тонкости вашего… предстоящего вам дела. Другого времени у нас не сыщется.
— Смотрите, хотя бы в окно, а не на меня.
— Успокойтесь, даже глядя на вас, я вас не вижу. Но если настаиваете, отвернусь.
Тьма за решеткой начала бледнеть, появились первые приметы утра. Ветвь смоковницы, протянутая из ночной прохлады к окну, казалась пропитанной туманом. Де Труа закутался в плащ, становилось прохладнее.