— Да, — согласился де Ридфор, — Нафаидин порывист и не умен, Ширкух слишком стар.
— Конечно граф, будь вы или я светскими государями, мы могли бы жалеть о том, что лишаемся возможности одолеть в открытой схватке столь знаменитого полководца в случае его пленения. Но, как монахи должны хотеть победы наименьшими жертвами, если уж совсем нельзя избежать войны.
Де Ридфор не стал оспаривать эту, весьма на его взгляд, сомнительную мысль. Он думал о другом.
— Меня в вашем предложении смущает один момент.
— Какой?
— Я верю вам — Саладин явится в госпиталь, но не могу понять, зачем он так рискует? Для чего это ему нужно? Он достаточно, по-моему, умен, чтобы им руководило простое родственное чувство.
— Мне кажется, им руководят не столько родственные, сколько рыцарские чувства. Ведь не секрет, что многие из молодых сарацин бредят временами крестового похода. Имя Годфруа или Танкреда у них свято, почти как имя какого-нибудь имама. Нафаидин считается поклонником Ричарда Плантагенета и не скрывает этого. В истории с раненым племянником я чувствую те же мотивы. Этот мальчишка кинулся чуть ли не в одиночку, по примеру рыцаря благородных времен, Годфруа, отбивать у Рено Шатильонского сестру султана. Все знают об этом и Саладин не может бросить его на произвол судьбы в такой ситуации. Его представления о чести не позволят ему сделать это.
— Послушать вас, де Сантор, так мы просто исчадия плебейского ада, мешающие благородному рыцарю выручить своего не менее благородного вассала.
Госпитальер улыбнулся и вновь коснулся своей раздвоенной губы.
— Мне жаль, что, создалось такое впечатление, хотя, если сказать честно, мирская слава в любом ее виде, трогает меня мало. Я вижу, что губя этого великодушного курда, приношу реальную пользу Кресту, и сознанием этого, упиваюсь. Высшая польза в этом, не слишком, на первый взгляд рыцарском деле, перекрывает все низменные расчеты.
— Вы умеете убеждать, — улыбнулся де Ридфор.
Гость поднялся.
— Искренне благодарен вам, граф. Встреча оказалась даже более полезной, чем я рассчитывал.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. КТО С НАМИ
— Вставайте, сударь, вставайте!
Де Труа открыл глаза и спросил у старого служки, что происходит. Он проснулся в тот момент, когда скрипнула дверь кельи: годами воспитанная привычка все время быть наготове. Ибо человек не знает, когда именно его захотят убить. Если бы старик подошел поближе, при этом разыгрывая молчальника, то рисковал бы своей угрюмой жизнью. К счастью для себя, он подал свой скрипучий голос.
— Вас приглашает к себе великий магистр.
Де Труа понял сразу — началось.
Для ничего не значащей беседы такого, как он пленника, не вызывают глубокой ночью.
Он был прав, эта ночь была особенной. Именно ее выбрал султан Саладин для свидания со своим племянником. Именно сегодняшней ночью, граф де Ридфор решил уладить большинство своих проблем. Весь последний месяц он был занят мелкой и тайной дипломатией. Великий магистр решил, что даже, если сидящий у него под замком уродливый монах прав хоть в самой малой степени и некое двоевластие в ордене существует, то следует проверить не проходит ли линия раскола через сердца некоторых высокопоставленных рыцарей. Он знал, что среди членов руководства ордена он может полностью положиться только на маршала, барона де Кижерю, роль которого с началом военных действий значительно возрастет.
Вполне лояльным можно было считать и комтура Иерусалимской области графа де Нуар. К числу непримиримых врагов по всей видимости следовало отнести графа де Марейля и его сторонников, комтура Аккры и приоров нескольких капелл на севере королевства. Большим весом они не обладали и вряд ли могли считаться самостоятельной силой. Следовало выяснить, что твориться в душе графа де Жизора, сенешаля ордена, весьма возможно видящего себя новым великим магистром, и графа де Фо, прецептора Иерусалимской области. Никаких, очевидно враждебных действий против верховной власти они не совершали, но не было также оснований рассчитывать, что они не совершат их впредь. Неоднократно ему доносили, что эти господа посещают иногда замок Агумон. В другой ситуации в этом не было бы ничего предосудительного. Но ситуация была не другой, а именно той, что была.
Рассмотрев пристально все детали обстановки граф де Ридфор сделал правильный вывод: ключевой является фигура сенешаля. Заместитель не может не хотеть занять место главенствующего, такова уж человеческая природа.
Имея, стало быть, весьма весомые основания для неприязни, де Ридфор отдавал должное сенешалю. В его возрасте, около сорока лет, мало кому удавалось так высоко подняться в иерархии ордена. Причиной тому были очевиднейшие достоинства. К мысли, что именно он будет следующим великим магистром, начали привыкать даже некоторые старики, такие как де Марейль. Самое разумное, решил де Ридфор, это не бороться с естественным течением вещей, но использовать стихийную силу его в своих целях. Пытаться повлиять на будущую карьеру де Жизора, также бессмысленно, как организовывать свою посмертную славу.
Исходя из этих соображений, он предложил господину сенешалю встретиться. Надо сказать, что высшие чины ордена, даже проживая в одном городе, месяцами не встречались друг с другом. Эта мода сама собою ввелась после дела прокаженного короля. Победа ссорит победителей. У сенешаля и у казначея, также как и у великого магистра появились свои вооруженные отряды, свои любимые места пребывания, заседания малого капитула совсем почти перестали проводиться. Это произошло уже после смерти графа де Торрожа. Понимая, что от приглашения в резиденцию великого магистра сенешаль скорей всего постарается уклониться, и, не желая, само собой, отправляться в гости к нему, граф де Ридфор решил устроить охоту, возобновить популярную забаву прошлых лет. Конечно, были приглашены все более менее значительные орденские чины, вплоть до главного кузнеца и начальника знаменосцев. Каждый прибыл со своими псарями, собаками, оруженосцами. В этой шумной толпе легко было скрыть свой истинный интерес.