— Какие красивые украшения для волос, мамочка! Право же, они просто прелесть!
— Я мало на что гожусь, господин… Прошу простить меня за это, — пробормотала Суга слова приветствия, припав к полу в низком поклоне, — точь-в-точь, как наставляла её в Токио мать. Она съёжила плечики, обтянутые лиловым кимоно с подколотыми по росту рукавами. Её принесли в жертву на благо семьи, не объяснив ничего, кроме того, что отныне ей придётся верой и правдой служить дому Сиракава, — главным образом, господину. Вот только как именно, не уточнил никто. Не обмолвился даже словом.
— Помни, что ты должна повиноваться господину и не идти против его воли. Что бы ни случилось, — сурово наставляла её мать перед отъездом, так что сейчас Сугу больше всего страшила перспектива навлечь на себя гнев хозяина дома. Слава богам, за три дня совместной жизни в Киото она подружилась с дочкой хозяина. Да и сама хозяйка, несмотря на провинциальную сдержанность, оказалась совсем не злой. Так что оставалось главное — сам господин, который, как ей сказали, занимал какой-то очень важный пост в префектуре, — чуть ли не главный секретарь управы, второе лицо после самого губернатора… К тому же он намного старше своей жены… Суга дрожала от страха. Что если сейчас он бросится на неё с упрёками, закричит страшным голосом?! В Токио она могла бы сбежать домой, но здесь Фукусима, до Токио много десятков ри[25], и при одной только мысли об этом у Суги сердце уходило в пятки.
— Значит, тебя зовут Суга? Хорошее имя. А сколько тебе лет?
— Пятнадцать, господин.
Суга старательно выговаривала слова, держась изо всех сил. Но её по лицу было видно, что она вот-вот расплачется. Широко распахнутые глаза под чётко вылепленными веками казались неправдоподобно огромными, а слишком густые, словно подведённые брови разительно противоречили растерянному выражению лица, создавая обманчивое впечатление силы, и лицо Суги, освещённое желтоватым светом лампы, казалось странно контрастным, словно у актёра на сцене. Её красота невольно напомнила Сиракаве лицо прославленной куртизанки Имамурасаки, любовавшейся вечерней цветущей сливой в квартале Ёсивара[26] в окружении столь же прекрасных девушек её роскошной свиты. Это было яркое воспоминание далёкой юности…
— Наверное, тебе скучно в нашей глуши после шумного Токио?
— Нет, господин.
— А театр тебе нравится?
— Да, господин.
Тут Суга вся напряглась, не зная, правильно ли она ответила.
— Ты — как наша Томо, — засмеялся Сиракава. — У нас в Фукусиме тоже есть театр. Сейчас там, кажется, выступает заезжий актёр из Киото, Токидзо. Я свожу тебя посмотреть на него, когда мы приедем домой.
Хозяин был, похоже, в добром расположении духа. Однако даже ничего не значащая фраза таила для Суги скрытую угрозу, отдаваясь звоном в ушах.
Наконец господин пожелал доброй ночи и отпустил её восвояси. Только когда Суга в сопровождении Эцуко вышла в коридор, чудовищное напряжение спало.
— Я боюсь, она немного скрытная… — осторожно заметила Томо, проводив Сугу взглядом, и заглянула мужу в лицо. Глаз его были полуприкрыты, но в них угадывался какой-то тёмный отсвет, как от движения чёрного водоворота. Томо прекрасно знала это выражение глаз. Оно появлялось у Сиракавы всегда, когда он начинал подбираться к вожделенной добыче. Выражение это напомнило Томо не только её безмятежно-счастливую юность, но и бесчисленные горестные моменты, когда она беспомощно наблюдала, как загораются этим тёмным светом глаза супруга при появлении других женщин. У Томо всегда возникало омерзительное ощущение. У неё было такое чувство, будто её живую плоть пожирают могильные черви.
— Она тихая и послушная. Но это же хорошо! Вот и для Эцуко нашлась подружка…
В тоне Сиракавы сквозило деланное безразличие, однако его взгляд не отрывался от детских движений бёдер Суги, когда та, придерживая длинные рукава кимоно, резко встала и вышла из комнаты. Движения были точно такие же, как давным-давно у четырнадцатилетней Томо, которую мать Юкитомо пригласила «поиграть» к ним в дом. В них сквозило что-то почти мальчишеское, свидетельствующее о том, что Суга ещё не сознаёт своей привлекательности. При этом её лицо, плечи и грудь были уже по-женски округлы, и это открытие привело Сиракаву в ещё большее возбуждение. Он просил жену найти невинную девушку, которая прислуживала бы и хозяйке. Но сейчас ему даже стало неловко: уж слишком ревностно Томо выполнила данное ей поручение и нашла сокровище, превосходившее все ожидания, — бутон с плотно сжатыми лепестками.