Дэнни: Мы, кажется, встречались?
Нора: Ага. Я тебе снилась.
Окинув его чуть отстраненным взглядом, Нора отошла и дальше наблюдала за ним лишь искоса, краем глаза. Вот кое-что из ее наблюдений: одежда черная, кожа белая, слой детской присыпки делает ее еще белее. Прямые черные (крашеные) волосы до плеч. В одном ухе оловянное колечко с впаянным в него рубином. На губах землистого цвета помада (элемент не обязательный, но сегодня он присутствовал). Таков был стиль Дэнни, точнее, последний из его стилей: в своей жизни он сменил их немало. Вначале Дэнни считал, что стиль и есть его сущность, что он идеально выражает его внутреннее «я»; но в последнее время его сменяющие друг друга стили все чаще казались ему самому просто декорациями, за которыми он мог оставаться невидимкой для окружающих.
Что же до его сущности, то она как раз проступала лучше всего, когда он стоял голышом перед зеркалом и разглядывал отметины, оставленные на его теле всеми амплуа, которые он успел на себя перемерить: туз пик, татуировка на ягодице — элемент рекламной кампании клуба бисексуалов; ожог от сигареты на левой руке, оставшийся от тех времен, когда он ассистировал фотографу, а тот ни с того ни с сего потушил сигарету прямо об него, видно, сбрендил в своей темной комнате; рубец на лбу — это когда их дотком выпустил наконец собственные акции, и он, прыгая от радости, напоролся на плавник висевшего на стене чучела акулы; вмятина на виске от бородки ключа — Дэнни сильно задолжал одному знакомому, потому что не хотел просить деньги у отца, и знакомый, обозлившись, припечатал его связкой ключей; привычный вывих запястья; ожог на предплечье от кипящего жира; уплотнение в мошонке от занесенной при пирсинге инфекции; негнущийся левый мизинец; порванная мочка уха… Для общей картины достаточно. А теперь еще и хромота — Дэнни очень надеялся, что временная. Демонстрируя свои боевые шрамы Марте Мюллер, своей бывшей подружке, он чувствовал себя настоящим мачо — ему казалось, что он проводит для нее экскурсию по полям сражений. Но реакция Марты его просто убила. Бедненький мой, сказала Марта и нежно-нежно поцеловала его в лоб. Он бы не удивился, услышав такие слова от любой другой девушки.
Только не от Марты. Бедненький мой. Дэнни тогда чуть не разрыдался без всякой видимой причины.
Ребенок подскочил к Дэнни и, рубанув по краю стола пластмассовым мечом, завопил что было мочи: Хья-а-а! Дэнни вздрогнул. Мальчик смотрел на него снизу вверх, запрокинув голову так сильно, что казалось, она вот-вот отвалится.
Ребенок (глухо, из-под опущенного забрала): Я король Артур!
Дэнни молчал. «Король Артур» поднял забрало, и что-то перевернулось у Дэнни внутри: белая кожа, темные завитки волос. Хоуи.
Ребенок: Мам, он не говорит по-английски, да?
Окружающие начали давиться смехом.
Анна: С чего ты взял? Говорит. Это Дэнни, твой дядя. Дэнни, это Бенджи.
Бенджи: Зачем тогда он молчит?
Снова смех. Дэнни почувствовал глухое раздражение, как и всякий раз, когда по этикету ему полагалось сюсюкать и восхищаться чьим-нибудь очередным отпрыском.
Дэнни: Затем, что мне нечего сказать. Бенджи: Можно же сказать «привет». Привет, Бенджи.
Привет, Дэнни. Мне четыре года и три месяца!
Дэнни не ответил. Он не питал теплых чувств ни к маленьким детям, ни к их родителям. Не важно, каким крутым парнем ты был раньше, мстительно думал он, теперь ты, как все папаши, заливаешь липкую жижу в орущий рот, по карманам у тебя рассованы соски-пустышки, рукава в сопливых разводах, а на лице блаженная улыбка идиота — так может улыбаться только пришибленный калека, которому оторвало обе ноги, а он сидит как куль и еще пытается отпускать какие-то шуточки.
Малыш продолжал таращиться на Дэнни. Не выдержав, Дэнни отвел глаза. Дети действовали ему на нервы.
Бенджи: А зачем у тебя помада?
Взрыв смеха.
Анна: Бенджи! Но она и сама смеялась.
Дэнни: А зачем у твоей няни лиловые дреды?
Она думает, что они красивые.
Ну, вот видишь.
Ты думаешь, что твоя помада красивая?
Да.
Бенджи: А я думаю, что она некрасивая.
Анна (строго): Ну все, Бенджи, хватит! Так нехорошо говорить. Ты должен попросить прощения.
Бенджи: Нет.
Тогда ты сейчас пойдешь к себе.
Бенджи: Нет!
Дэнни (небрежно махнув рукой): Да ладно, ерунда.
Но на самом деле это была для него не ерунда, внутри у него все кипело. Он и Бенджи смотрели друг на друга с равным негодованием.