И баронесса отправилась за вином. Дэнни предложил было свою помощь, но баронесса лишь отмахнулась, и скоро ее каблуки зашаркали по каменным ступенькам. Дэнни подкинул полено в огонь и стал ждать. В голове у него крутился какой-то вопрос, что-то связанное с Ховардом и баронессой, только он никак не мог понять, что именно. Но потом понял. Зачем Ховард вытащил его сюда — не затем ли, чтобы он, Дэнни, вытащил из башни баронессу? А задав себе этот вопрос, Дэнни тотчас на него ответил: да, именно так.
Наверно, колокольчик на ужин уже звонил, просто Дэнни его не слышал. За окном совсем стемнело.
Баронесса пропала, словно сгинула. У Дэнни мелькнула мысль, что если она вообще не вернется, то, пожалуй, на фоне всего остального это его не слишком удивит.
Заскучав, он встал и двинулся вдоль стены, заглядывая под куски холстины, которыми была прикрыта вся мебель в комнате. Старинный клавесин. Что-то пузатое из слоновой кости, не меньше сотни выдвижных ящичков. Зеркало в золотой раме. Картина, но что там на ней, в полутьме не разглядишь. Дэнни посветил карманным фонариком на полотно: дети, мальчик и девочка, оба кареглазые. Бледные лица, обрамленные темными кудряшками, так похожи друг на друга, что кажется, будто это одно и то же лицо — один ребенок, только одет по-разному. Мальчик в коротких панталонах и темно-красной бархатной курточке прислонился к стволу дерева, девочка в платье из такого же темно-красного бархата стоит рядом и обнимает мальчика рукой за шею. Подошла баронесса и остановилась у Дэнни за плечом, тяжело дыша.
Баронесса: Сначала мы думали, что они куда-то убежали. Но потом, когда спустили воду из бассейна, нашли их. На дне. Говорят, они лежали обнявшись.
О чем это она? Ах да, близнецы же утонули в бассейне, вспомнил Дэнни. Так значит… Обернувшись, Дэнни увидел, что губы баронессы по форме точь-в-точь как у близнецов на картине; и на детских личиках эти красивые полные губы смотрелись так же неожиданно, как на старушечьем лице. Она их сестра, понял он.
Дэнни: Они были старше вас?
На четыре года.
Вид у баронессы был усталый. Вот для кого жизнь — борьба, подумал Дэнни. А как только бороться не с чем, силы тут же ее покидают.
Он снова стал вглядываться в картину. Почему-то казалось, что близнецы на картине не стоят на месте, а медленно перемещаются — слишком медленно, чтобы глаз мог уловить движение, но когда Дэнни посветил фонариком в сторону, а потом снова навел его на картину, он заметил, что фигурки детей немного сдвинулись.
Баронесса: Пойдемте. Вино на столе.
Они вернулись к креслам у камина. На инкрустированном эмалью столике красовалась пыльная, будто только что извлеченная из могилы бутылка.
Это из папиного погреба, сообщила баронесса. Представьте, винный погреб прекрасно сохранился, и только я знаю, как в него попасть.
Я передам кузену.
Вот-вот, передайте, со смехом сказала она.
Дэнни внимательнее присмотрелся к бутылке — и тоже рассмеялся. Бургундское 1898 года! Сам он был не великий знаток вин, но по жизни достаточно общался со знатоками, чтобы понимать, что бургундское разлива 1898 года — это примерно то же, что бифштекс, зажаренный в 1960 году. Не в том смысле, что он непременно должен быть протухшим. А в том, что его просто не может быть.
И все же в его бокале темнело что-то, с виду похожее на вино. Дэнни поднес бокал к носу: пахло плесенью и сырым деревом. Бокал был ручной работы, очень тонкого стекла, но нижняя часть утолщенная, с цветными пузырьками внутри. Дэнни отпил глоток. Потрясающе: сквозь гниловатый привкус пробивались не тронутые временем нотки сладости и свежести! Дэнни быстро допил бокал, торопясь насладиться этой свежестью, пока и она не превратилась в гниль и тлен. Минуту спустя он уже подливал себе и баронессе. Он не очень рассчитывал, что на втором бокале удастся поймать те же ощущения, — но удалось! У него чуть не вырвалось довольное «уф-ф».
Дэнни: А бывало, что башню кто-то осаждал? Я имею в виду по-настоящему, с оружием?
Баронесса: Разумеется. И не единожды. Ярчайший пример — это, конечно, татары. Историки уверяют, что дальше Вислы они якобы не прошли, — вздор! Их было много, целая орда. Прискакали на своих белых лошадках и окружили наш замок со всех сторон. Под восточной стеной они устроили подкоп, подожгли какие-то деревянные подпорки, и стена обрушилась. Когда они ворвались в замок, мы укрылись в цитадели, взяв с собой провизии на восемь месяцев. А мой предок, Батист фон Хагедорн, привел по подземному ходу рыцарей из секретного гарнизона. Рыцари отрезали татарам все пути, и те оказались в ловушке — не могли ни бежать, ни подвозить продовольствие. Через двадцать четыре дня последнему из них пришел конец.