Однако когда подошла, от удивления остановилась, не веря своим глазам.
- Ло?!
Он поднял голову, и Тома растерялась.
- Рада тебя видеть, - застенчиво произнесла она, стараясь смотреть на его плечо. Под взглядом черных, пронзительных глаз, сердце бешено колотилось, кровь прилила к лицу, и щеки обдало жаром.
- Тебе здесь нравится? – спросил он странным голосом. Спокойным, но глухим. Зная его, Тамара была уверена, Долон не в духе.
- Даже не знаю, - она поджала губы. Его холодно вежливый тон пугал ее.
«Неужели пришел сказать, что все кончено?!» - испугалась Тома, не зная, что сказать. Если уйти молча, лед, появившийся между ними, окрепнет. А как растопить его, не утратив гордости, не знала.
Так в молчании простояла дольше, чем позволяло самолюбие, но Ло молчал. Молчала и Тома.
- Рада была тебя увидеть, - тихо произнесла она и, превозмогая себя, заставила отойти от него. Глаза застилали слезы, но пока еще могла сдержать их, выскользнула из зала.
- Тхайя, ты чего? – Калиса повернулась ей в след.
- В глаз что-то попало.
Женщина недоверчиво посмотрела, но расспрашивать подробнее не стала.
- Ты бы поосторожнее.
Поплескав в лицо холодной водой, Томка снова вышла в зал. Долон собирался уходить. От тоски стало невыносимо. Желая сделать хоть что-нибудь, решилась гордо пройти мимо него, будто бы направляясь к соседнему столу. В свою походку она вложила все, что могла, что не осталось незамеченным. Только, к сожалению, внимание обратил не Долон.
Глава 18
Мысль, что Тамаа променяла его на признание и восхищение толпы, делала Долона несчастным. Даже в детстве он не испытывал такого горького одиночества, потому что тогда не знал, каково быть обласканный теплом и нежностью, заботой.
«Любила ли она меня? – сомневался он. - Или изображала чувства?»
Подозрения изводили, лишали равновесия. Ло метался, не зная, как поступить. Отчаянно тосковал по ее улыбке, взгляду, каким смотрела, когда он ел, но не желал пользоваться властью, чтобы вернуть Тамаа в крепость. Соблазн был велик, но Долона останавливало осознание, что от того доверие между ними не возродится.
Он разрывался, добиваясь от нее покорности и подчинения, но в тоже время не хотел иметь бесправную, молчаливую пленницу. Сводившая с ума ревность не давала покоя, доводя до бешенства, а подозрение в предательстве усугубляло душевную пытку. Каждый раз погружаясь в сны Гласы, Калисы и тех, кто был рядом с Тамаа, на него находил страх и дурное предчувствие, что сегодня обязательно подловит темную на лжи и изворотливости.
Ло похудел и осунулся лицом, потому что едва касался ложки, вспоминал о ней, и от горечи сжималось сердце. Каждый день испытания Тамаа давался с мукой. Он хотел оценить ее поступки, но и страшился узнать, что ошибся в ней.
«Пусть она была искренна, но пока в городе одна, может случайно встретить того, с кем ей будет проще, веселее, легче. Даже мудрый Клахем не смог просчитать случай, что сыграл с ним злую шутку…»
Тамаа коварством, хитростью ли или волею Богов проникла в его мысли и сердце, даже сны, околдовала страстностью, растопила лед и отчужденность, а теперь хотела уйти, затушив огонь и оставив его одного.
Промозглая мгла одиночества, липкой, густой взвесью обволакивала Долона во сне, и просыпаясь в тревоге, тоска и пустота чувствовались еще острее. Судьба будто дразнила, сведя его со своенравной, умной темной, которой Боги подарили красоту, чтобы она могла мучить более изощренно. Долон ощущал, как в душе просыпается темное, мстительное начало от одного предположения, что Тамаа может предпочесть ему другого. Но особенно тяжело стало, когда в городе заговорили о Тхайе.
Она окружила себя завесой тайны, умно интриговала, держась несколько отчужденно, словно высокородная леса. Выбором песен показала, что имеет утонченный вкус, образованность и душевную нежность.
«Откуда? Кто ты?» – задавался он вопросом, понимая, что Тамаа не глупенькая девица, а расчетливая, наблюдательная, образованная, ни в чем не уступающая ему. Если задевал ее, платила той же монетой, не давалась в руки, не подчинялась.