Выбрать главу

- Уверен? – глаза собеседника сверкнули. - Ты да! Готов ради нее идти против меня, потому что любовь – крепкие сети. Но, быть может, ради тебя и она согласится на испытание?

- Нет! – Ло прищурил глаза, в которых отразилось все упрямство, которое было в его характере.

«Одно уже вышло боком, до сих пор расхлебываю!»

- Говори, - чеканя слова, произнес старик, понимавший, что Долон вспомнил указ об испытании, которым воспользовалась Бокаса после покушения, - не сдерживайся.

Но Ло хватило выдержи промолчать.

- Я не хочу испытания, - ответил он.

- Хорошо, не буду настаивать, - прищурил холодные глаза Клахем. Хоть он еще не оправился от удара, но властность и умение прижимать к стене в нем не убавилось.

«Не настаиваешь, но сделаешь все, чтобы она отказалась от меня?» - закралось тревожное подозрение у Долона. Почувствовав его сомнения, Отец улыбнулся, вроде бы добродушно, но Ло охватило беспокойство.

- Однако ты, мой мальчик, должен помнить, - продолжил Глава, - я не готов жертвовать тобой.

- Я не мальчик!

- Разодранная штанина, израненная нога, совсем как отрок! А если не хочешь быть мальчиком, веди себя как разумный мужчина!

- Я не откажусь от нее.

- Ло, мальчик мой, лишь бы она не отказалась от тебя!

Долон отвернулся, больше не желая разговаривать.

- Завтра она придет к тебе. Я разрешил.

Ло посмотрел на Главу из-под лобья.

- Знаю, знаю, ты рад и благодарен мне, - уходя, съязвил старик.

Когда дверь закрылась, Ло прикрыл глаза от навалившихся слабости и раздражения. Он устал и злился, что почти каждый видел своей целью раскрыть ему глаза, доказать, что Тамаа не такая, какой кажется.

«Почему не могут отстать и дать нам разобраться самим? - злился он. – Пусть и коварна, сам разберусь! Или до старости будут опекать, называя мальчиком?!»

Так же его очень тревожил взгляд Клахема. Хорошо зная  неверское коварство Отца, Ло был уверен, тот сделает всевозможное, чтобы искусить ее.

     ***

Весть о Тхайе, как о страстной, с горячей кровью девице, разнеслась по округе молниеносно. Иначе и быть не могло. Ее грудной, надрывный, полный ярости рык: «Ур-р-род!» перед нанесением удара подносом, показался мужчинам необычно страстным и зажигательным. А обсуждение ее белых ног шло за каждым столом соседних таверн.

- Верная девица! – с восхищением вздыхали посетители, обсуждая ее силу, меткость и рисковость. – Оглушила такого громилу! И откуда столько сил?!

- Повезло счастливчику!

- Вдвойне! Не прирезали, не покалечили, и такая красавица рядом, – соглашались другие.

- А ножки какие!

- А исподнее!

Если Калиса переживала, что злая молва опозорит Тхайю, то ее опасения оправдались лишь наполовину, потому как, чем больше женщины разносили скандальные новости, смакуя развязное поведение певуньи,  тем больше мужчины стремились посмотреть на ретивую красотку хотя бы одним глазком.

Набившиеся в «Погребок» люди, не оставляли надежд, что Тхайя еще разок покажет ножку или приподнимет невзначай юбку, но теперь Калиса лично, как строгая мать, проверяла у Томки длину исподних штанин.  Тамара злилась, но молчала, понимая, что хозяйка в какой-то мере заботится о ней, потому со вздохом поправляла юбки и выходила в зал.

- Не забывай, глупцов и развратников полно, и теперь им не дает покоя любопытство. Такое зрелище пропустили! – брюзжала женщина. Но особенно настроение у нее портилось, когда вечером выплачивала вознаграждение нанятому охраннику – громиле Току. Испепеляя Томку взглядом, хозяйка красноречиво показывала глазами, мол, ранее все было чинно - мирно, не то, что с твоим появлением… одни расходы и скандалы. В ответ Тамара кивала головой на переполненный зал, показывая, сколько, благодаря ей, пожаловало народу.

- А доброе имя? – не выдерживала Калиса и начинала читать мораль.

- Остались одни лохмотья, но если соседки ждут слез и раскаяния – не дождутся! Здесь, - Тома приложила руку к сердцу, - я знаю, что поступила верно, и мне не стыдно. Даже сейчас, зная, чем все обернулось, поступила бы так же.

Теперь петь приходилось чаще, потому что услуги громилы Току стоили не дешево, да и расстраивать Калису Тома больше не хотела.

- Скрывая боль в душе, я через силу улыбаюсь. Мне говорят, что "время лечит", а я им только задыхаюсь... – душевно тянула она, больше не смущаясь посетителей. А чего смущаться, если о тебе теперь почти все знают? Как ни пытайся стоить лесу или томную неженку, но короткий вопль: «Ур-р-род!» и взмах подносом рассказал больше, чем все другие поступки.

Понимая, что Тхайя о любви поет от души, зрители умилялись и просили спеть еще, хорошо закусывая и выпивая. После выступления, Тома металась по залу, обслуживая прибывающих посетителей.