Но случилось, что попалась ей книга о пользе воздержания и скромности для здоровья духа и тела. Читая раздел о вреде и пагубном влиянии обильной сладкой и жирной пищи, Кинпаса возмущенно фыркала. Однако, когда дочитала, что полные мужчины страдают от тяжкого дыхания, задыхаются, у них ноют суставы и болит сердце, что губительно, неожиданно вспомнила, что все это и даже больше есть у слабого здоровьем Айема. А еще он жаловался на боль в боку...
После бессонных ночей, полных сомнений, она решилась и поведала, что переживает за его здоровье. Он покосился на нее, и Кинпаса приготовилась, что Айем больше не придет, ведь без сладкого - уже не то привычное общение, но, к ее удивлению, друг оценил ее заботу. С тех минуло много оборотов, но от вяленных долек гавы они так и не смогли отказаться. Айем продолжал все так же черпать их из миски руками, но заботливая Кинпаса ставила маленькие мисочки, памятуя о пользе скромности и ограничения. Не могла она долго на него сердиться.
Дойдя до двери мыльни, удивилась, что та захлопнулась у нее перед носом, ведь все гости оставались за столом. Осторожно потянула на себя дверь, но она не поддалась. Тогда Кинпаса дернула сильнее. Дверь поддалась и тут же снова закрылась обратно, едва отпустила ручку.
«Что за проказники?! – возмутилась женщина. Липкими руками она перепачкала ручку, от чего стало совсем не до шуток.
- А ну, открывай! – строго крикнула она, предполагая, что шельмец-послушник прокрался и притаился в мыльне.
За дверью началась суматоха.
- Быстрее! – голос у нее был сильный, низкий, как раз для воспитания.
Дверца медленно отворилась, и, стоило ей заглянуть внутрь, лампа высветила безобразного урода, пронизывающего ее исподлобья диким взглядом.
Башню огласил истошный женский крик.
***
Отойдя от потрясения, Кинпаса пожелала рассмотреть Тому ближе.
- Так вот ты какое, страшилище! – съязвила чернокожая женщина, как только переступила порог мыльни. От пережитого страха кровь еще бурлила, и она периодически срывалась на истерические смешки.
- Это Тамаа. – представил Тамару Долон и продолжил терпеливо, с заботой прикладывать горячий компресс к вымазанному лицу.
- Извини, но под этой… - не найдя слова, женщина указала пальцем. - Не могу разглядеть красоты твоей избранницы, но проказу оценила: кого от службы не отвлекла, перебудила, – и вздохнула.
- И что теперь будет? – Томка испуганно взирала на Ло и Кинпасу.
- Говорить о тебе будут! Бокаса прозвище придумает, до старости ходить с ним будешь, – обрисовала ситуацию женщина. Она была в возрасте, пышнотелой, степенной, но в черных глазах проступали искорки озорства.
Тамара робко коснулась руки Долона:
- Прости. Получилось безобразно глупо. Извинения ничего не изменят, но все же.
Его молчание пугало. Встревоженная Тома захлопала влажными ресницами.
- Я лишь хотела, чтобы кожа была чистой и красивой.
- И как? – Долон поднял глаза, и она увидела, что он не сердится на нее.
- А простыню для пущей неотразимости намотала? – поддела собеседница.
- Балахон сохнет после стирки. Другого нет, - сокрушенно призналась Тома.
Долон перестал мыть в ведре тряпку.
- Совсем? – не поверил он.
Томка кивнула, и Ло нахмурился, от чего на лице сразу проявилась утомленность.
- Выглядишь уставшим, вдобавок мои проделки, - Тамара нежно погладила его по руке.
- Зато в старости будет чего вспомнить! Я так испугалась, думала, сердце выпрыгнет из груди.
- И вы простите меня. Я не со зла. День сегодня такой.
- Сегодня для тебя счастливый день! Повезло, что предстала в таком виде передо мной, а не тем, у кого кулак, как кувалда. Тогда бы точно был плохой день. И последний, – поучительно произнесла женщина. - Отмывайся, успокаивайся, Старшие хотят тебя видеть.
- Немного осталось, – выдохнул Долон, а потом обратился к Томке: - Могу заверить, грязь подействовала. У тебя воистину стал особенный цвет лица. Подобное редко увидишь.
Представив, как выглядит, Тамара стушевалась.
«Не красивая, с осадненным красным лицом, в простыне…»
- Я не пойду в простыне, – жалобно предупредила она.
- Могу дать свое платье, но оно широкое, – сжалившись, предложила пострадавшая.
- Туника, что мне выдали, и вам бы подошла. Я ее лентой подвязывала, чтобы не упасть при ходьбе.
Долон сомкнул челюсть.
- Не сердись, – мягко произнесла Томка, положив ладонь на его перепачканные пальцы. – Переживу. Пока в ней похожу, позже по себе переделаю. Чиа поможет.