Считая, что прямой зрительный контакт намекает о противостоянии, Тамара как можно спокойнее опустила глаза и стала рассматривать дорогой резной стол из темного дерева с аккуратно разложенными бумагами, писчие принадлежности… и, она не поверила своим глазам, микроскоп.
Чтобы не выдать себя и не множить подозрения, перевела взор на высокие стеллажи, заставленные книгами и фолиантами, карты, развешанные на стене: огромное изображение империи в окружении соседних государств, звездная карта, странные рисунки, похожие на изображения одноклеточных. Задержав взгляд и рассмотрев подробнее, Томка могла поклясться, что это зарисовка увиденного под микроскопом. Подтверждал предположение стоящий у окна и накрытый тонкой, прозрачной тканью телескоп.
Клахем, разглядывая нелепую краснолицую заплаканную девицу в болтающемся платье Кинпасы, пытался постичь: чем она зацепила мальчишку?
«Не ровня ему, – подвел он итог и стал намеренно подавлять, желая довести до слез и показать жалкую суть темной, трусливо желающей защиты и не способной взамен ничем одарить. - Приволок с окраины сиротливую нищенку, упрямец! - Клахем недовольно посмотрел на Долона. - Благо, сам моё разочарование чувствует и говорить не надо».
Однако зареванная девица отважилась поднять глаза, чем вызвала у него кривую ухмылку.
«Ну что ж, покажи, на что годишься! – он вперился в нее глазами, вкладывая во взгляд разочарование, пренебрежение, даже брезгливость.
«Знай свое место!» - читала в его жесткой насмешке Томка и от внутреннего протеста стала держать взгляд, чем развеселила старика. Она держалась бы дольше, если бы не хотела спать и не понимала, что дерзить влиятельному человеку чревато.
Клахем следил, как Тамаа, пытаясь изобразить невозмутимость, отвела взор и стала с интересом разглядывать кабинет. И был удивлен, что она не испугалась скопища книг, осмысленно, без тревоги разглядывала механизмы, карты и наброски мелких тварей, что копошатся во всем сущем. Но проследив, как она глазами связала звездную карту и дальнозор, нахмурился. Долгая жизнь преподнесла неожиданную, таинственную загадку, но все что касается будущего преемника, он обязательно переберет по крохам, разберется в сути и перемелет в труху, если изведанное не придется по нраву. Конечно, не ему жить с темной, но будущий глава должен быть свободен от сомнительных привязанностей.
Темная, почувствовав перемену в его настроении, разогнула плечи, но опомнившись, вновь ссутулилась.
«Слишком гордая для сиротливой нищенки с окраины», - подметил Клахем. Чем больше он наблюдал за ней, тем больше в душе росла тревога.
Виколот, наблюдая как Тамаа держится, с тайным удовлетворением отмечал, что она делает это слишком хорошо для полоумной пустынницы. Любой, оказавшись в подобной ситуации, был бы несомненно напуган, но у нее на устах держалась едва уловимая улыбка, свидетельствовавшая, что Тамаа может совладать со страхом. Каждый из присутствующих понимал, что это лишь маска, но личина была тщательно выверенной. Растяни Тамаа губы чуть больше, показалась бы недалекой и глупой, меньше – сквозил бы страх. Также Виколот чувствовал, что и она пытается их ощутить, прочувствовать, предугадать. У нее не было дара, но был опыт.
Мужчины, следившие за выражением Томкиного лица, внезапно заметили, как она с трудом подавила зевок. И буквально почти сразу, еще один.
Клахем недовольно окинул ее взглядом, задержал взор на одолженном платье, делающем темную жалкой, и раздраженно процедил сквозь зубы:
- Уйдите с глаз, – и неприязненно отвернулся.
Когда Томка и Ло вышли, он изрек:
- Что разглагольствовать, если заранее понятно, что бы она верещала в испуге. Жаль время тратить.
- Пусть идут. Сам отчитает. Но девица чудная и незаурядная. Ты об этом говорил? – обратился Кинтал к Виколосу.
- Именно. Вначале кажется несуразной, пострадавшей от падения головой, а при близком общении, начинаешь понимать, что логики у нее поболее, чем у других женщин. Продумывает ходы, наблюдательна, подмечает тонкости, чувствует людей, умеет удивить. Любит хорошие шутки, умеет поставить на место....
- Нахвалился? – прервал ухмыляющийся Клахем. – Ближе к делу.
- Отказывается чистить живую рыбу, предпочитая оглушать для облегчения страданий или ждать, пока сдохнет.
В комнате раздался хрюкающий смешок Кинтала.
- Птицу покупает только разделанную, утверждая, что от вида крови падает в обморок, - продолжил Виколот, но поймав на себе пораженные, недоверчивые взгляды, заверил: