«Нужно спешить! Дать знак и остановить безумие! Только бы успеть, успеть…»
Еще никогда ранее лестницы не казались такими бесконечными и крутыми, а знакомые коридоры - пугающими лабиринтами.
«Решается жизнь Кинтала и Ло. Нужно спешить. Быстрее, еще быстрее… - сбиваясь, бубнил слабеющий старик. От дурных предчувствий и перенапряжения дрожали ноги. - Боги, дайте сил! Лишь на несколько мгновений даруйте юную прыть!»
Он торопился добежать до тайника, вложить записку с приказом в глиняный составной шар и бросить в узкий желобок.
«Верный Куаес знает, что делать, нужно лишь добежать».
Клахем знал переходы, как свои морщины на ладонях, и никогда не терялся. Но сегодня был сам не свой и поздно заметил, что идет не той дорогой.
«Как же так?! Где, на каком повороте ошибся?» - от охватившей паники почти не мог сосредоточиться и сообразить, что делать дальше. Резко подступившая сонливость сменила возбуждение и оглушила.
«Когда успела опоить?» - вздрогнул, чувствуя, как стремительно покидают последние силы. Сильное головокружение и острая боль вынудили прислониться к холодной стене. Перед глазами плыли черные пятна.
«Боги, только не это!» - взмолился Клахем – Я должен...»
Опалил жар, и липкий пот заструился по и без того взмокшей спине. Сердце колотилось, пытаясь выскочить из груди. Ослабшие ноги подкосились, и седой, изнеможенный старик рухнул на камни.
Клахем бы заорал, завопил от отчаяния, но не мог. Раскинувшись на боку, с трудом понимал, что происходит, но последняя мысль была о наказании.
«Боги покарали за гордыню. Старый глупец! Переоценил силы и подвел к гибели самое дорогое, что имел…»
Руки онемели и потеряли чувствительность.
***
Постоянная тошнота не отступала, выворачивая наизнанку. Нутро болело и сокращалось, принося боль и дурноту. Всего за два дня Долон стал ощущать себя слабым червяком.
Если бы раньше кто-либо сказал, что он, лежа в воняющей жиже, будет скулить от отчаяния и утраты, а Баса, разглядывая его униженным, лежащего в рвоте и желчи, брезгливо кривить рот, рассмеялся и двинул бы по морде. Но теперь, когда подобное происходило наяву, испытывал безразличие к своему унижению, и дикую, отчаянную ненависть и горечь.
«Не уберег!» - изводил себя истязающими упреками, думая о Тамаа.
Баса рассказывала о ее обращении столь уверенно, злорадно, без малой доли сомнения, что ему хотелось орать, бить, пинать, но цепи и отсутствие сил лишали и этого.
Бокаса навещала так часто, что стул, поставленный для удобства перед решетками камеры и нагретый ее задницей, не успевал остывать.
«Устроила бунт, и нет бы рыскать, беглеца искать. Вместо этого скудоумная, самонадеянная идиотка сутки сидит передо мной в казематах, словно в ее цепких лапах надежно и нерушимо зажата власть!»
Пусть Бокаса твердила до хрипоты, что Клахема изловили, однако это было ложью. Если бы наставника убили, дрянь бы успокоилась, а она нервничала, была на пределе и срывалась на нем.
Долон не сомневался, что ей не позволят творить беззаконие, но теперь это было почти безразлично. Он больше не увидит Тамаа, а если она и выживет после изощренной мести Бокасы, будет всю жизнь мучиться сама и мучить его… От тяжелых мыслей болело нутро и сердце. Хотел рыдать, выплакать боль и не мог.
«Рано или поздно, доберусь и разорву. Зубами растерзаю тварь! Но Тамаа это уже не нужно…» - Ло было настолько тошно, невмоготу, что даже не склонялся к миске с водой, что стояла под носом.
«Без воды долго не живут,.. – все чаще приходила мысль. - Но покинуть мир, не отомстив? Нет, я не слабак!» - только чтобы покарать и воздать, готов был унизиться и лакать из посудины, как скотина, однако пока не пил, мысли перестали быть разрозненными и обрели подобие прежней логичности и глубины. Подозрения окрепли, когда услышал, как после питья Кинтал начинал говорить так же косноязычно, как хромал.
«Мало, отобрала медальоны, лишив возможности воззвать, решила подстраховаться, чтобы скрыть нас от всевидящего Братства!» - усмехнулся Долон. – Но мне он не нужен, стоит лишь еще немного отойти от зловредной отравы, справлюсь без него».
Бокаса бы с диким, необузданным удовольствием продолжала избиение пленника, если бы не брезговала запачкать новые сапоги из тонкой, светлой кожи с искусной вышивкой. Окатить водой и смыть зловонную мерзость не решилась, намереваясь любым способом заставить Долона выпить зелье, которое, не жалея, подливала в воду. Но, чтобы хоть как-то насладиться унижением ублюдка, с энтузиазмом и злорадством принялась унижать Ло словами и поступками.