«Так, так, так! И чего это он там прячет?» - она подкрадывалась почти бесшумно, но взведенный Брат то и дело оборачивался и всматривался в темноту.
«Хм, как ни погляжу, у всех тайны!»
Охваченная азартом, Ивая приближалась вплотную к Таушу, пока со спины не раздалось неразборчивое:
- Ва-аг!
- А-а?! – воскликнул перепуганный брат, резко оборачиваясь.
Отскакивая, Ивая успела ткнуть в живот локтем тому, кто подкрался сзади. Раздался скулеж, но нападающий, все же, успел толкнуть. Поскользнувшись на влажной траве, упала на колено, что спасло от черенка, просвистевшего у Ивы перед носом.
- Чего роете? - первой рявкнула она, не желая драться с уважаемым Братом.
- Ты кто? – выкрикнул он.
- Ивая!
Садовнику потребовалось время, чтобы вспомнить ее.
- Ищу Долона, – на всякий случай напомнила Сестра, заметив, что Брат сильно нервничает.
- Вспомнил! – с облегчением промолвил он. - Его тут нет!
- А чего роете?
- Грязь.
- Зачем? – не отставала она.
- Надо!
- Кому?
- Ивая, прекрати, и без тебя тошно! – отмахнулся мужчина.
- А мне не тошно? Как ищейка рыскаю по крепости, разыскивая Ло, Клахема или Кинтала, и всем безразлично!
- И как поиски?
- Никак! Они даже не отзываются! – промямлила Ива, теряя запал. За весь суматошный день впервые позволила себе пожаловаться, потому что устала, отчаялась и стала терять веру в лучшее.
- Долона видели с Бокасой, – отчеканил садовник.
- Нет! Не верю! Он ее ненавидит и рядом находиться не может! – раздраженно возразила она.
- Так сказала Тамаа.
- Нашли кому верить. Где она?
- Пфа вон! – раздалось из-за спины.
Сестра обернулась и сжала кулаки:
- Чего?!
- Пфа вон! – упрямо повторяло чудовище.
Разъяренная Ивая двинулась на него.
- Стойте! – вовремя окликнул Тауш. - Перестаньте ругаться! Сахатес, рой!
- Чего рыть? – Ива подозрительно поглядывала то на Брата Тауша, то на Саху.
- Грязь. Нам нужна грязь для Тамаа. Ей плохо. Очень плохо.
- С чего это?
- Посмотри сама…
Когда раздраженная сестра ворвалась в хлев, то ожидала увидеть ненавистную темную любой, но только не такой.
В истерзанном теле, покрытом струпьями, кровоподтеками и грязью, трудно было узнать прежнюю Тамаа. Ноги, руки, пальцы опухли. Свалявшиеся волосы разметались по полу, и некоторые пряди с кровью присохли к ранам. От жара она тяжело дышала и жалобно стонала.
Замершая у порога Ивая от растерянности и шока долго не могла вымолвить ни слова.
Тауш стоял рядом и безмолвно наблюдал за ней, а Саха нервно схватил стоявшую на полу плошку, доковылял до привязанной Тамаа и принялся размазывать жижу. Осторожно, заботливо, даже нежно, чем до глубины души поразил Сестру.
- Что с ней? – глухим голосом спросила она.
- Это Бокаса.
Ивая медленно повернулась и, не мигая, диким взглядом посмотрела на садовника.
- А Долон?
- Он помогал Бокасе.
- Врет! Она врет! Она врет! – срываясь, почти истошно завопила Ива, испугавшись, что с Ло сотворили то же.
- Полагаешь, она в таком состоянии может лгать?
- Он не мог быть с ними! И не мог с ней сделать такого! Не мог!
Всматриваясь в исказившиеся скорбью черты Иваи, Тауш испытывал острую жалость. Его слова настолько потрясли Сестру, что на мгновение она забыла, что нужно дышать. Застыла с открытым ртом и, как ребенок, часто хлопала глазами.
- Ло не мог так поступить! - рассеянно, но уверенно возразила Ивая.
- Тамаа рассказала, правда путано, что он был там и сорвал Ба…
- Нет! – зарычала она. – Ба для него была самым ценным, самым дорогим амулетом! Ло сам его не носил, опасаясь повредить! И если уж подарил ей, никогда, слышите, никогда бы не сотворил ей ничего худого! Тем более такого! Если только… - ее голос сорвался, – … с ним не сотворили то же самое.
Бросив еще один отрешенный взгляд на скулившую от боли Тамаа, растерянная Ивая развернулась и медленно вышла из хлева, опираясь рукой о дверной косяк. На улице прислонилась к стене и застыла с отсутствующим взглядом.
- Тише. Тише. – Тауш осторожно коснулся ее руки. - С ним она бы не посмела сделать такое. Он же из Братства!
Ива, не говоря ни слова, отдернула руку и, пошатываясь, пошла прочь. Бродила кругами по ночным садовым дорожкам, боясь остановиться. От тьмы веяло холодом одиночества и тоской. Застыли звуки, исчезли запахи и цвета. Ветки хлестали по лицу, запиналась о клумбы, но она ничего не замечала. Жизнь замерла.