Ива сожалела, что темная так страдает. Она напоследок, вместо Брата пыталась рассказать, что кто-то похожий на Ло, скрываясь под глубоким капюшоном, намеренно пытался выдать себя за него, но Тамаа уже не никого не слышала. И тогда сестры решили: если уж темной суждено умереть, пусть Боги пошлют ей последний вздох как можно скорее, чтобы долго не мучилась и не лишила разума Долона.
«Если нам тяжело и грустно смотреть на нее, каково будет ему? А если узнает, что умирая, Тамаа думала, что он ее предал?» - размышляла Ива.
После встречи в ночном саду с тем человеком, она догадалась, что произошло на самом деле, и недоумевала, как сама могла его перепутать с Ло, которого знала почти всю жизнь.
«Если только от большого волнения и сумрака» - решила сестра.
Пока Долон крепко спал, рядом с ним обязательно кто-нибудь находился, чтобы заметить, когда действие сонного снадобья ослабнет, и успеть вовремя поднести сонную пыльцу.
Позже даже Млоас согласился, что так будет лучше:
- Помочь ей никто не в силах, хотя бы облегчим ему боль.
Им стыдно было признаться, но каждый в тайне надеялся, что Тамаа умрет скорее, чем очнется Долон, и они успеют предать тело земле, скрыв от его глаз. Пусть это было неправильно и даже жестоко, но семья не могла позволить Долону увидеть, во что Бокаса превратила его Тамаа, больше всех пострадавшую от мятежной преступницы.
Ко всеобщей радости, Кинтал отыскал и Клахема, пролежавшего в лабиринте больше суток. Старика от волнения хватил удар, и он был плох, но, все же, дышал. Тауш сказал, что резвость и подвижность к Старшему Брату, скорее всего, не вернутся, но шанс, что он придет в себя, оставался.
Бедный садовник, одновременно и лекарь, всклокоченный и еще больше поседевший, носился от темной к старику и обратно. Одному он ставил многочисленные длинные серебряные иголки и поил отварами, а другой готовил мази и присыпки. Он выбивался из сил и вышел из себя, когда ему донесли, что под главными воротами сидит рыдающая Чиа и просит впустить ее к Тамаа и Сахатесу.
«Только рыдающей девицы не хватает для счастья!» - злился Тауш от отчаяния.
Происходящее он принимал близко к сердцу и не мог равнодушно рассказать, что скоро ее подруги не станет, что в Цитадели опасно, потому что Бокаса скрылась, и что ему некогда. От переполнявших эмоций Брат схватился за голову и не знал, что делать.
Выручила Пена, которая спустилась к девочке и пообещала, что она скоро увидится с Сахатесом, и с Тамаа тоже, когда та пройдет испытание. Чиа счастливо заулыбалась, уверенная, что подруга обязательно пройдет проверку, ведь по-другому и быть не может, и убежала обрадованная. А подавленная Сестра поплелась в келью, чтобы поплакаться и поделиться горечью с Млоасом, ставшим за две с половиной седмицы близким и понимающим другом.
Первую седмицу они ругались, и она плакала, обвиняя Брата в случившемся и во всех грехах. Потом ругаться надоело, и начались разговоры обо всем. И совершенно неожиданно оказалось, что Млоас наблюдательный, остроумный собеседник, своими дурацкими шутками легко развеивающий грусть и обладающий множеством достоинств, важнейшими из которых были выдержка и терпение.
К концу второй седмицы у Пены зародились первые сомнения в своей идеальности, которые постепенно крепли. А когда призналась Млоасу об открытии, он долго смеялся и стал убеждать, что она, если не совершенная женщина, то почти. А к концу третьей, когда их заперли в одной келье, отнеслась к этому спокойнее, чем предполагала. Брат относился к ней уважительно и старался не докучать. Даже его полнота и намечающийся живот перестали ее отталкивать.
А когда их освободили, Пена с грустью поняла, что всю жизнь будет помнить о времени, проведенном наедине с Млоасом.
***
Как ни старались продлить сон Долона, на вторые сутки он внезапно открыл глаза.
Едва Виколот потянулся к мешочку, чтобы поднести пыльцу, Ло сипло выпалил:
- Не смей!
Жесткость и решимость, сквозившие в голосе, остановили Старшего Брата, хотя до этого он был полон решимости усыпить любым способом.
- Ты слаб.
- Дойду.
- А если нет?
- Донесешь.
Несколько мгновений они сверлили друг друга тяжелыми взглядами.
- Постарел, – подметил Долон, разглядывая Брата.
- Из-за тебя, – попытался извернуться Виколот.
- Разве? Я жив.
Они снова замолчали.
- Все плохо, Ло! – Брат сжал зубы. – Мы не хотели, чтобы ты видел.
Долон заскрипел зубами, на лбу, глазах проступили морщины. Отдышавшись, стал медленно подниматься с постели.