Глава 13
Тамаре было страшно находиться с ним один на один в затерянном домике среди пустующего сада. До сих пор она помнила его сумасшедшие глаза, холодную, сильную руку на лице, не дававшую сделать вдох, и полное бессилие.
«Как я могла ошибиться?»
Тома думала, что хорошо разбирается в людях, но предательство Долона, безразличие, с которым смотрел, как она тогда рыдала, его попытка задушить - лишили последних иллюзий.
И, все же, вопреки злости и страху, с почерневшими синяками на лице он вызывал у нее жалость.
Подавленный Долон сидел рядом и молчал, а Томку тяготило его присутствие и пугало.
«Мы больше никогда не будем вместе, зачем рвешь мое сердце?» - думала она, делая вид, будто спит. Лежать устала, хотелось перевернуться, но на любой ее шорох и движение Ло склонялся над ней и с надеждой ждал, что она произнесет хоть слово, однако Тамара отказывалась даже смотреть в его сторону.
Долон чувствовал себя ничтожеством, несчастным неудачником, принесшим Тамаа лишь отчаяние и горечь. Если бы только он мог что-нибудь изменить, то не задумываясь, отдал все, что имел и даже больше.
Страдала Тамаа, страдал и он. Презирала, но он презирал себя еще больше. Не верила ему, и он перестал верить в себя. Ло будто снова стал грязным, диким оборванцем, ждавшим от Тамаа, которая была для него всем, милостивой подачки. Готов был стоять на коленях, молить о прощении, но она отказывалась его замечать.
У Томки ныло сердце. Он не только не защитил ее, но и предал, и в то же время, как только увидела измученное, в ссадинах лицо, почувствовала сострадание.
«Никогда не забуду! Но если бы у меня был шанс, простила бы его. Но надежды нет, и отныне мы навсегда порознь».
От горькой обиды сжималось сердце. Любое касание Долона поднимало бурю негодования. Хотела выкрикнуть: «Убирайся! Пошел вон!», но не могла заставить себя заговорить с ним.
Когда прикоснулся к руке, попыталась вырвать, но он не дал. Отодвинул немного повязку и нежно коснулся губами. Тамара дернулась, как после удара током, сильнее потянула руку, но Ло прижался и не выпускал, обдавая запястье горячим дыханием.
«Кается. А насколько хватит его угрызений и самобичевания, прежде чем забудет обо мне и отвернется. Потом появится другая, а я – уродка буду в одиночестве переживать горе. Вспомнит ли обо мне через четверть, сезон или забудет и вышвырнет из своей жизни? Или задушит, чтобы скорее избавиться?»
Тома слишком хорошо знала, каково это – быть уродом, которого боятся, ненавидят и ждут, когда же он сдохнет. Горькая ярость и обида полоснули болью и отчаянием, и она разрыдалась. Громко, безудержно, надрывно, оплакивая будущее, утерянную любовь, разбившиеся мечты.
Долон прижался к ней, накрывая собой:
- Я поеду в Северную Крепость, сделаю все, только чтобы ты стала прежней! – с жаром обещал он, но Томка хорошо помнила, как однажды Ло сказал, что Братья не колдуны, и это невозможно.
От обнадеживающей лжи стало только хуже. Может, он и не лгал, верил в свои слова, но она уже утратила надежду.
Тамара чувствовала, как в теле происходят перемены. Внутри зудело, росло, изменялось. Она и сама видела, как отекли руки, ноги, пальцы и все остальное. Тянул и ныл каждый сустав и мышца. Ей казалось, что она сходит с ума, потому что было ощущение, будто тысячи червей, а она их боялась до ужаса, копошатся в теле. И едва сдерживалась, чтобы не голосить от отчаяния и испуга, чтоб не схватить Тауша за руку и не начать умолять сделать хоть что-нибудь.
Его обещание причиняло лишь боль.
- Прочь! – закричала она. Эмоции переполняли, и Томка сквозь слезы оттолкнула Ло от себя ногой. - Прочь! Убирайся! Убирайся вон!
У нее началась истерика.
Ло пытался рассмотреть ее глаза. С прошлого раза, всего за несколько оборотов, они стали холодными, цвета неба. И голос. Голос стал другим.
Он испугался до одури, хотя готовился к подобному и пытался держать себя в руках.
- Убирайся! Вон! Если я настолько противна, что хочешь задушить! - срывая голос, гнала Тамаа, но он продолжал стоять. И тогда она ударила его по лицу.
Долон рывком дернул Тому на себя и прижал к бешено вздымающейся груди.
- Нет. Нет. Нет! – как заведенный шептал он. – Не уйду, не прогонишь. Не уйду…
Томка рыдала, боролась, пыталась кусаться, но Ло не отпускал. Ровно до тех пор, пока кусок ткани не соскользнул с ее предплечья, и Брат не увидел, как многочисленные подживающие раны начали зарастать бледной кожицей. Светлые вкрапления были редкими и небольшими, но отчетливо проступали на смуглой коже и привлекали внимание.