Дэнни зажмурился и попробовал дышать ртом. Он до дрожи напрягал мышцы спины, представляя, что вместо позвоночника у него железный прут, а вместо пальцев китайские палочки, которыми он должен выудить свою тарелку, но черная жижа заглатывала ее и не хотела отпускать, и Дэнни понял, что сейчас придется погрузить в нее пальцы, и руки, и голову, и все остальное, придется нырять туда целиком и выволакивать всю конструкцию из воды, — но он не мог. В этом зловонии ему слышалось грозное: Стой! То, что пахнет так, для тебя смертельно.
Дэнни не стал нырять. Он даже не коснулся воды. И тарелка утонула.
Он осторожно отполз от края и сел. Руки и ноги дрожали, из носа текло. Он отыскал телефон и поднес к уху. Кажется, он все еще надеялся, что вдруг, чудом или из милости — ведь бывает же, что пройдет какое-то время, прежде чем телефон отключают за неуплату, — Марта все еще будет здесь. Но в трубке была тишина. Не та живая тишина с легким потрескиванием, когда просто нет связи (такое потрескивание показалось бы сейчас Дэнни прекрасной музыкой, хором ангелов небесных), — а глухая, мертвая тишина. И сама трубка стала теперь предметом мертвым и никчемным, ни с чем и ни с кем не связанным.
Дэнни: Черт, что за… Какого лешего!.. Ну еще хоть… Да нет же!..
Как и всякий, кто не желает признавать очевидного, он производил множество бессмысленных суетливых движений — корчился, дергался, метался взад-вперед, бил себя кулаком по лбу, пинал ногами проросшую между плитами траву и в конце концов зашвырнул телефон в кипарисы давно забытым спортивным броском. И каждое из таких движений было ответом на очередную проносившуюся в голове мысль: пропал залог — полторы штуки баксов; кредитке хана; голосовая почта в Нью-Йорке переправляет звонки на сдохший телефон; связи с Мартой нет; мейла нет; и сам он застрял неведомо где, без всякой возможности сообщаться с миром, которая ему необходима так же, как нормальному человеку возможность двигаться или дышать. Кто-то может поинтересоваться: а для чего она ему так уж позарез необходима? Вроде он не похож на управляющего «Дженерал Моторс»? Да, конечно, дел у Дэнни было не слишком много, и даже на горизонте не маячило никакой мало-мальски реальной перспективы. Но ведь стоило ему сделать шаг за горизонт, и эта перспектива запросто могла появиться — она-то и манила Дэнни пуще всего прочего.
Немного поостыв, Дэнни принялся искать телефон. Чем дольше он обшаривал кипарисовые заросли, цепляясь курткой за сучья и распугивая толстеньких крикливых птичек, тем сильнее ему хотелось его найти. Не зачем-то, а просто взять его в руки. Просто так. Наконец Дэнни нащупал тяжелую пластиковую трубку, застрявшую между двумя ветками кипариса, и чуть не разрыдался. Не удержавшись, он снова поднес телефон к уху.
Забудь, послышался голос рядом. Тут нет сети.
Это была Нора, которая только что вынырнула из дыры в кипарисовой изгороди и направлялась к бассейну. Дэнни почему-то очень обрадовался — появлению Норы или просто появлению другого человеческого существа, сказать трудно. Он сунул телефон в карман.
Нора: Извини, не хотела тебя пугать.
Я что, выгляжу испуганным?
Есть немного.
Нора опустилась на мраморную скамейку напротив Медузы. Дэнни подошел и сел рядом. Нора протянула ему пачку «кэмела», он отказался. Он чувствовал себя обессиленным. Но, с другой стороны, Нора ведь не могла этого видеть. А поскольку она не могла этого видеть, то спустя пару минут он почувствовал себя уже не таким обессиленным, а спустя еще пару минут — почти сильным. Я говорю «минут», но с таким же успехом могло пройти всего несколько секунд или даже одна секунда — во всяком случае, сам Дэнни ощутил, что ему полегчало практически сразу.
Нора: Как самочувствие после перелета?
Дэнни: По-разному.
Нора глубоко затянулась, и на ее лице появилось такое выражение, будто ей наконец — впервые после долгой голодовки — дали поесть. Ее руки теперь не тряслись: видно, она приняла свое лекарство. А может, сигарета и была ее лекарством. На ней были армейские штаны, черные ботинки на шнуровке и белая блузка с оборками, сквозь которую замечательно просвечивали приличных размеров груди.