Дэнни: С ним все нормально. Тут просто… Посвети сюда.
Анна направила фонарик вверх. Откидная дверь, которая была поднята, когда они спускались в подземелье, теперь перекрывала проход. Дэнни налег на нее плечом изо всей силы, но дверь даже не дрогнула: она была заперта.
Баронесса!
Дэнни сглотнул. Сначала он не чувствовал ничего. Потом волнами начал накатывать страх, какого Дэнни еще не испытывал в своей жизни — даже когда ночью бежал по саду. Страх шел не от червя и не из головы, а из каких-то совсем черных глубин, где скелеты тянули руки к решетке. Дэнни сейчас хотелось орать истошным голосом, хотелось кататься по полу — но на груди у него спал четырехлетний ребенок, поэтому он стоял неподвижно. И как ни странно, эта неподвижность не давала страху его захлестнуть.
Он обернулся взглянуть на Анну. Анна смотрела на него. У них был полный абс.
Анна: Пошли назад.
Она подняла фонарик, протянула Дэнни, и он повесил его себе на запястье. Анна начала спускаться, но Дэнни медлил. Она тоже остановилась.
Дэнни (шепотом): Подожди.
Они замерли, и в тишине Дэнни услышал по ту сторону двери скребущий звук.
Лизл? — позвал он.
До этой секунды он даже не догадывался, что знает имя баронессы. Вероятно, она сказала ему тогда, ночью.
Наверху что-то прошелестело. Она была там, прислушивалась. У Дэнни мурашки пробежали по всему телу.
Лизл. Пожалуйста, выпустите нас. Его голос предательски дрожал.
Острый каблук шаркнул по железной двери. И не подумаю, приглушенно донеслось сквозь толщу металла.
Дэнни: С нами дети. И внизу еще много людей. Откройте.
Баронесса рассмеялась знакомым захлебывающимся смехом. Думаете, мне есть до вас дело? До вас до всех?
Ну, ну, Лизл. Откройте дверь.
Не верите мне? Не верите, что я сделаю, как хочу? Вы, американцы. Вы все дети, все до единого! А мир стар. Он очень, очень стар.
Дэнни: Вы правы, я не верю, что вы можете так поступить. В душе вы совсем не такая!..
Боже, что он городит. В какой душе? Да есть ли у нее вообще эта душа?
Баронесса веселилась вовсю, она прямо-таки подвывала от смеха. От этих звуков Дэнни прошиб пот.
Дэнни: Скажите нам, чего вы хотите? Называйте что угодно, все будет. Деньги? Нет проблем, Ховард осыплет вас деньгами…
Я уже получила, что хочу. Я приготовила ловушку, и вы попались в нее как последние глупцы, всем скопом! Из подземелья есть только один выход, через башню. Вы все там подохнете — все, вместе с вашими детьми. Можете кричать, вопить, ваши вопли скоро заглохнут. И тогда мы — все восемьдесят поколений, двадцать восемь одних только Лизл фон Аусблинкер, что жили раньше меня, — мы все возликуем и возрадуемся! Эта цитадель устояла перед татарами, устоит и перед американцами! И плевали мы на их орды и на их деньги!
Она сумасшедшая, подумал Дэнни. Полоумная — как же он сразу этого не понял?
Он развернулся и начал спускаться вниз по ступенькам. Бенджи у него на руках тревожно дергался, и было ясно, что уже хватит, ребенок не должен такого слышать. На повороте лестницы их настиг смех баронессы.
Уходите? Так быстро? Какая жалость! В прошлый раз мы так славно провели время… Я уверена, вам понравилось — а, Дэнни?
Ноги у Дэнни тряслись, он боялся упасть, не дотянув до конца лестницы. Под курткой было скользко и липко от пота. Анна ждала в начале коридора. Она стояла, отбросив волосы с лица и придерживая ладонью голову малышки. Глаза Анны были полны страха. Она тихо поцеловала нежный младенческий пух у дочери на макушке.
Бенджи постанывал и ворочался. Сквозь сон он слышал слова баронессы, и Дэнни понимал, что их надо стереть, пока они не просочились в глубь его сознания. Шагая по бесконечному коридору, он шептал: Все будет хорошо, вот увидишь… Вырастешь большой, ты и не вспомнишь про это, или вспомнишь как старую-старую историю, будешь рассказывать ее друзьям, а они: Да ты что? Да не может быть! А ты им: Правда-правда, честное слово, так все и было, но я не забоялся, потому что такой вот я храбрый мальчик!..
Дэнни понятия не имел, откуда лезла вся эта дичь, но он продолжал нашептывать ее ребенку, а голоса на неведомом языке продолжали нашептывать Дэнни свое, так что уже казалось, что это они подсказывают ему, что говорить, а он только переводит их абракадабру на человеческий язык. А может, в ней и был какой-то смысл. Во всяком случае, Бенджи перестал хныкать. Они миновали винный погреб, и вскоре впереди забрезжил электрический свет и послышался ровный гул голосов, и над ними, громче всех, голос Ховарда. Дэнни подумал: им там хорошо. Пока. Они ничего не знают. Страх опять волнами, как тошнота, стал подкатывать к его горлу.