Глава пятнадцатая
Сначала Дэнни поднимал наверх Анну с малышкой. Точнее, Анна поднималась по бесконечно длинной лестнице сама, но держалась одной рукой за шею Дэнни, чтобы, если она поскользнется (что и произошло, дважды), с дочкой бы ничего не случилось.
Следующим был Бенджи: Дэнни прижимал к себе ребенка одной рукой, и у него еще оставалось две ноги и одна рука, чтобы карабкаться по лестнице. За все время Бенджи, кажется, так ни разу и не проснулся.
Ховарда они с Миком поднимали вдвоем, закинув его руки себе на шеи. Он безвольно висел между ними, но ближе к поверхности начал понемногу приходить в себя и последние ступеньки преодолел почти самостоятельно.
Каждая ходка занимала не меньше пятнадцати минут, и на то, чтобы вывести из подземелья всех, ушло несколько часов. К тому времени, как все закончилось и студенты, все до единого, лежали на мраморных плитах вокруг бассейна, втягивая в ноздри свежий утренний воздух, взошло солнце.
Это был акт первый.
Акт второй состоял из объятий. Все принялись обнимать Дэнни — по одному, по двое, по трое, — и почти все при этом смеялись, или плакали, или то и другое вместе. Лишь раз в жизни у Дэнни было что-то похожее — в день окончания школы. Он не помнил в подробностях, что и как тогда происходило, но помнил чувство, владевшее всеми: Только что с нас свалилось что-то огромное, и можно все забыть и спокойно жить дальше, но мы не хотим вот так просто все забыть, и не можем. Это было слишком огромно.
Анна обняла Дэнни так крепко, что малышка у нее на груди сдавленно пискнула. Дэнни поразился тому, какая Анна сильная, и посочувствовал Мику: наверно, после того как эти сильные руки обвились вокруг тебя хоть однажды, уже не представляешь, как дальше жить без них.
Нора прижалась к Дэнни лишь на секунду и поцеловала его в щеку. И оттого, что эта девушка явно не отличалась щедростью на поцелуи, и оттого, что губы ее были бесподобно мягкими, поцелуй Норы показался Дэнни неожиданно чувственным. Он впервые ощутил ее запах, который тоже его удивил: она пахла не табаком, не пачулями и не потом, как можно было ожидать от девушки, украшенной пирсингом и дредами на голове. А чем? — спросил себя Дэнни, задумчиво глядя ей вслед, когда она отошла от него. В этот момент Нора обернулась, и Дэнни — тоже впервые — разглядел ее улыбку и увидел милую девочку из хорошей семьи, какой сама Нора не желала больше себя видеть, никогда. И он узнал этот запах, свежий, изысканный и сложный. Запах лужайки перед домом.
Нора: Спасибо.
Дэнни: Сказала она…
Нора сначала не поняла, но тут же рассмеялась: Так ведь нет же никаких наречий!
Дэнни: Ну, значит, просто спасибо.
Нора: Ну да, просто спасибо. Или еще можно: Спасибо, Дэнни. Разочарован?
Дэнни: Почему? Я доволен.
Оба рассмеялись, глядя друг другу в глаза.
А Бенджи обхватил руками ноги Дэнни, и от этого объятия внутри у Дэнни все перевернулось. Потому что руки у мальчика были такие тонкие, а сам он такой маленький, что Дэнни даже не мог в ответ прижать его к себе. Он лишь положил обе руки ему на голову и ощутил тепло его кожи под мягкими волосами. Сын Ховарда, подумал он.
Студенты обнимали Дэнни дрожащими руками и прижимались к нему влажными от слез щеками, по нескольку человек сразу: получалась куча-мала, а в середине ее — он, Дэнни, герой. Пару раз его чуть не уронили, и тогда вся компания начинала радостно вопить: Эй, потише там, ой-ой-ой! — но никто не слушал. И Дэнни должен был бы радоваться — ведь это было так похоже на те дни, когда после гола на последней секунде все рвались на поле обниматься с победителями. Только сейчас он почему-то чувствовал себя не героем, а обманщиком. Будто судьи по недоразумению приписали ему гол, которого он не забивал.
Акт третий протекал без особых событий. Анна с Норой заторопились в замок: пора было кормить детей. Помахав всем на прощание, они скрылись между кипарисами. Но остальные не расходились, а, словно ожидая чего-то, бродили вокруг бассейна. Дэнни тоже не спешил уходить. Ему хотелось подольше побыть здесь, рядом с этими людьми — ведь еще недавно все они думали, что им суждено умереть вместе. Сейчас, когда все только-только закончилось, он, как никогда, радовался сладости этого воздуха, теплу солнечного луча на своих щеках — тем мелочам, каких в обычной жизни человек даже не замечает.
Ховард сидел на мраморной плите у воды, опершись локтями на колени, подперев голову кулаками и прислонившись спиной к голове Медузы, — на том самом месте, где Дэнни (когда у него ехала крыша) мерещились странные силуэты. Вид у Ховарда был такой, словно что-то в нем кончилось. Возможно, в нем кончился Ховард.