- Давай, - приняла я окончательное решение.
Мы благополучно соскочили на крышу под окном и застучали в окно. У тетушки Иланг-Иланг не было выхода. Я ободряюще подмигнула Генке, и его нога съехала по черепице.
- Генка! - пискнула я, хватая брата за руку и пытыясь держаться за наружный подоконник. Он молотил ботинками по цветкам яблони, и словно шел снег. А рука липкая и мокрая, выскальзывала, но герой-Генка не издавал ни звука, только отчаянно ловил мой взгляд.
Я не успела услышать ничего за стеклом, только вдруг рама резко подскочила наверх, на нас дохнуло запахом кофе и вербены, а потом... тетушка Иланг-Иланг втянула нас обоих внутрь.
- Звездный Капитан отплыл на следующее утро. Предыдущим вечером пили много чая из розовых лепестков и цветков жасмина и ели немножко горький лукум в сладкой сахарной пудре, и, хотя лил ливень, им было так хорошо.
- Тогда почему он уплыл? - не утерпел Генка, елозя в пледе, в который его, как "пострадавшего", закутала тетушка.
Комната у нее была обычная. Кровать, стол, стул, шкаф, кресло, широкий подоконник. Ничего такого, что надо прятать.
- Потому что... - вздохнула тетушка Иланг-Иланг. Она здорово похудела, и старое платье в цветочек подобрала под пояс, как мешок. - Потому что Цветочница отказалась плыть следом за ним. Она ведь ничего о нем не знала. А несколько чашек цветочного чая и лукум - это слишком мало, чтобы полюбить навечно.
- Как она могла?! - рассердился Генка.
- Она попросила, чтобы Звездный Капитан не дрался, когда увидела большой шрам на его щеке от вражеской сабли. И он дал ей слово, - сказала тетушка, глядя в окно. - Но плыть отказалась. Она больше любила свой сад. В нем никто не мог ее предать. А в море слишком много волн. И акул. И других людей. Которые дерутся саблями и оставляют шрамы.
- Она боялась, - сказала я. Тетушка боялась. Боялась изменить что-то. И... это ведь я ее просила не уезжать из Облачных Холмов. Она тогда почти решилась... А теперь. Даже не едет в город.
- Да, боялась, - согласилась тетушка Иланг-Иланг. - Поэтому она собрала для Капитана в дорогу своего лучшего лукума из вишневых косточек и пожелала счастливого плавания.
Когда Цветочница на могла сделать ничего чудесного для людей, она делала лукум из вишневых косточек и угощала всех. Тогда все были счастливы. Потому что лукум с чаем - это уютно.
Тогда никто не замечал, как ей плохо. Тогда все были счастливы.
И Капитан не заметил. И уплыл, заедая грусть лукумом. Он решил, что влюбился неправильно. А Цветочница плакала до рассвета, хотя ливень кончился.
- Снова грустная сказка, - обиделся Генка.
- Но Волшебная Цветочница кое-что поняла, - улыбнулась вдруг тетушка и погладила нас по головам. - Что она должна позаботиться о своем Внутри хорошо-хорошо, и стать Волшебной Цветочницей не только снаружи, а насквозь. И тогда она, может быть, больше не будет трусихой. И однажды тоже побывает За-Линией-Неба.
Тетушка сварила какао и мы поделили мою плюшку на всех. А вечером тона пожарила нам много-много блинов, и мы ели их с брусничным вареньем, пили чай из блестящего самовара, пели песни и смеялись. А папа и мама не знали, как это все получилось.
Все-таки, любовь - это хорошая магия, правда?
Сказка восьмая. Тетушка Иланг-Иланг и Успех
Смотрел Апельсин на едва заметный шрам на щеке Звездного Капитана и ощущал его печаль всем сердцем. Видимо, талант у него такой был - чувствовать чужую боль как свою. Совесть его ругала, да что толку. Плыл он на корабле Ветивера За-Линию-Неба и слушал мечты, бушующие в раковине Звездного Капитана. Да смотрел, как ночной бриз играет седой капитанской косичкой. И как лунный свет блестит на его обветренном лице, изрытом временем, песком и морщинами.
- Совесть, а Совесть? - прошептал Апельсин-Весельчак в сторону, чтоб Капитан не услышал.
- Ну, чего тебе, Весельчак? - Совесть любила поспать. В решающие моменты тут же вылезала наружу, а вот по приказу - не любила.
- Надо найти Волшебную Цветочницу, - сказал ей Апельсин, глядя, как волна красиво гладит бок корабля там, внизу. Аромат открытого моря - это свобода, волшебство, будоражащая нюх неизвестность. Это нечто, что заставляет улыбаться даже раненного дельфина...
- Но почему дельфина, тетушка? - мы лепили пирожки, были с ног до головы в муке, а от пяток до макушки - в открытом море, но раненный дельфин - немного жутко.
- Потому что зверей в море нет, а птицы не улыбаются, - быстро ответила тетушка Иланг-Иланг и толкнула меня в бок. - Снова, Ринка, ты разрушила переход в сказочный мир.