На Линию Неба солнце выходит лениво и сонно. Словно оно еще не решило, точно ли хочет растопить Туманных Призраков, точно ли хочет смотреть на чудной мир, в котором сказка прячется так, что ее не найти, если не искать. Солнце оранжевое, как желток из домашнего яйца. Из таких яиц тетушка Иланг-Иланг делает омлет каждое третье утро (дачники угощают в ответ на горячие булочки). А иногда чаще, если ей захочется французского настроения вне очереди.
Французское настроение - это когда в голове пушинки одуванчиков, на пластинках - вальсы, в душе - просторный бульвар, и ноги несут по нему танцевать. Тогда надо есть исключительно круассаны с лимонным кремом (на худой конец, с клубничным), пить кофе со сливками и кардамоном. Но в начале - съесть желтую омлетную лепешку с базиликом. Тогда солнце светит в лавандовых полях совсем по-французски.
Тетушка Иланг-Иланг показала мне пузырьки эфирных масел. Оказывается, Апельсин, Петитгрейн и Нероли - правда с одного дерева. Только масло апельсина получают из кожуры, нероли - из цветов, а петитгрейн из зернышек.
Но мне хотелось знать про Петитгрейн. Почему она стала птичкой, нашел ли ее Апельсин и помирился ли Жадный Султан со своей Совестью или умер от инфаркта.
Когда Султан увидел Петитгрейн, он был еще молодым. Петитгрейн показалась ему невероятной девушкой - она умела танцевать, рассказывать истории, смеяться, нести свет, но самое главное - Петитгрейн любила петь. Мурча под нос, фальшивя дурачась или больше чем во весь голос, всем существом, до мурашек по всему телу. Когда Петитгрейн становилось грустно или больно, она тоже пела.
Только Петитгрейн самоотверженно искала мужа своей сестры, который пропал на море. Султан боялся, что она уйдет. Такая неповторимая. И он потеряет самую невероятную диковинку, какую только видел.
Султан решил, что влюбился. Петитгрейн поверила. Ей тоже понравился Султан. Она не знала, что он боится смотреть на То-Что-Внутри, не знала, что он спрятал свою Совесть. И отдала ему свое сердце. Ведь Султан умел красиво улыбаться, устраивал шоу разноцветных слонов и держал павлинов в своем саду из ананасовых пальм. А еще Султан ею восхищался. А Петитгрейн всегда верила в родственные души.
И она не заметила, как превратилась в птичку в клетке. Которая не могла улететь из ананасового сада, от фонтанов, от Жадного Султана. В несчастную птичку. Которая пела, когда ей было грустно. До мурашек по телу. И людям это нравилось. И они не знали, что ее раздирает тоска. И Жадный Султан тоже. И ему было все равно. Ведь его птичка пела.
И Султан даже не догадывался. Потому что давно спрятал Совесть в То-Что-Внутри и туда не заглядывал.
Корабль Ветивера Великолепного летел по волнам, словно птица. Звездный Капитан умело направлял рукой штурвал. Он знал, куда плыть. Он думал о Волшебной Цветочнице и вишневом лукуме. В последнее время все чаще. И улыбался. Тоже все чаще.
Весельчак Апельсин стоял у борта. Он не вслушивался в хвастливые рассказы Ветивера Великолепного о том, как он сразился с Морским Чудовищем тридцать семь лет назад. Потому что сражения с чудовищами - это так обычно. У всех в Том-Что-Внутри у каждого живут свои чудовища. С некоторыми надо сразиться, некоторых приручить, с некоторыми подружиться... Лучше подружиться. Тогда будет не страшно смотреть в То-Что-Внутри, не будет перспективы умереть от инфаркта, как у Жадного Султана, тогда Совесть будет легка и свободна...
Тетушка Иланг-Иланг отсчитала десять капель масла нероли. Они упали во флакончик тяжело и неохотно.
- Это будет наша нота сердца, - объявила тетушка. - Масло нероли долго растворяется на ветру, поэтому его запах в духах будет чувствоваться дольше всех. Нероли - сердце наших духов для мамы.
И вместе с вечером в Облачные Холмы снова наползали Туманные Призраки.
Чтобы рассказать, как Апельсин и Звездный Капитан проникли в ананасовый сад ночью. Но Петитгрейн не могла улететь с ними. Без своего сердца. И им нужно было что-нибудь придумать...
А потом тетушка целует меня в щеку, и все растворяется в запахе цветов апельсина нероли, журчании садовых фонтанов Жадного Султана и грустном взгляде зеленой птички Петитгрейн, которая поет, когда ей хочется плакать.