-Он тоже о моих познаниях в области химии не справедливо отозвался. А они во многих областях куда шире и глубже, чем его собственные на самом деле. И совсем они не наивные, а на основе учёта большого количества мелочей и результатов реальных экспериментов, выводов ведущих учёных современности. А он, наивно...
-Эх, студент Каховски, обиделся на старого дядьку, всё понятно, ладно, читай, что хочешь дальше.
-Вы что-то там в начале разговора говорили про научную деятельность, мне бы было бы интересно попробовать себя чём-то...
-Тут тебе надо было ловить Валерия Алексеевича, сходи к нему, ты с ним поговорил, мнение о себе создал, пристроит куда-нибудь, может быть, если сочтёт достойным.
-Хорошо.
-А вы господин библиотекарь, не жалуйтесь, а гордитесь тем, что к вам сюда такие студенты ходят, которые учатся на юридическом факультете, а окромя ещё и химию знают на уровне студентов с химических факультетов.
Он развернулся и ушёл, а Ян подошёл к библиотекарю, отдал ей книжки.
-Ладно, закончу я, наверное, на сегодня. Уж не знаю, что вы увидели плохого в том, что я тут почитываю соответствующую литературу. Всё же я не порнографию читаю, а вполне, и вполне адекватные и полезные вещи.
-Ну, кто же знал? - Почему-то недовольно выпихнула из себя бабка.
Глава 7: Магнитная катапульта.
Имперский зал заседаний, представлял из себя, огромное ромбическое помещение, с потолками высотой около пятидесяти метров, с многочисленными острыми шпилями и разноцветными гранёными кристаллами фиолетовых и синих тонов. А также с небольшим количеством украшений в виде растительных органелл, листьев традиционных растений. Это место было известно по всей империи, его нередко показывали в новостях, здесь принимались важные решения, проходили совещания. Зал был построен неизвестным архитектором, очень давно, и этот архитектор считался непризнанным гением. Он был художником, без малейшего образования и технического представления о мире. Тем не менее, искусствоведы считали, что для создания сложных форм, творчества, и произведений искусства, которые делают человека человеком, и отличают его от компьютера, требуются затраты колоссального объёма памяти и информации. Потому что подобные творческие решения принимаются сложнейшими алгоритмами по выбору формы и цвета. И без них, общество никогда не будет таким, каким оно должно быть в идеале.
Генерал Крис Свител вошёл в зал заседаний, это был его первый опыт проведения столь важных собраний. Он занял своё положенное место, и стал ждать. Особый этикет императорского дворца отличался от общепринятого этикета тем, что на встречу с императором, любой подданный империи обязан придти не менее, чем за двадцать минут до начала переговоров. Этим подданные выражали свою верность, покорность императору, и демонстрировали, что готовы тратить на императора своё время, независимо от своего желания, любое время.
Генерал не знал почти никого из здесь присутствующих лично, это были люди слишком высокого полёта для него. Но он много раз видел их на различных мероприятиях, и в том числе в новостных роликах и сводках. Здесь были министр обороны, второй человек в государстве после императора, кстати, его дальний родственник. Директор службы безопасности империи, или тайной полиции, как её ещё называли. Также министры экономики, науки, из персон рангом пониже, ректоры технического императорского университета столицы, и ректор гуманитарного императорского университета столицы. Влияние последнего, вообще было трудно объяснимо, особенно здесь, на военном собрании. Так как он выпускал законодателей, мораториев, художников, психологов, и всех тех индивидов, которые не принимали никакой деятельности в судьбе империи, а только всё время мешали, ворчали под руку. Что-то бурчали про человечность, полноту личности, природу творчества, мораль, и прочую фигню, от которой никогда не было никакой практической пользы. Так считали многие.
В зал влетел император, крупный зелёный кристалл, утыканный кристаллами усиления. И это были лучшие кристаллы усиления в империи. Император давно уже перестал учитывать свои желания и потребности, он превратился в холодную и циничную машину принятия самых разных решений. Но вместе с тем, несмотря на всю свою бесчеловечность, он сохранял курс и поддержку в адрес тех слоёв общества, которые ворковали о смысле жизни, детских воспоминаниях и гуманности. Парадокс общества, многие крупные руководители утратили человечность, полностью посвящая себя работе на благо вида, но они никогда не позволяли терять эту человечность другим менее занятым индивидам, сохраняя в них всё это, защищая то, чего сами не имели.