1.2. «Инфляционная революция» как инструмент социального преобразования
Лишенное всякой сдерживающей силы (феодальная аристократия была истреблена, а островное положение и кромешная бедность тогдашней Англии надежно гарантировали её от внешнего вторжения), развитие капитализма мгновенно приобрело откровенно зверский характер, форсировав среди прочего процесс «огораживания».
Богатые землевладельцы (те самые джентри) сгоняли крестьян с земли, превращая её в огороженные пастбища для овец. Продавать шерсть в Нидерланды, а после запрета её вывоза (в рамках начатой Кромвелем в 1651 году Навигационными актами протекционистской политики[18], обеспечившей развитие экономики) на суконные мануфактуры Англии было намного выгоднее, чем выращивать и продавать зерно, и «овцы съели людей»; для увеличения масштабов пастбищ крестьян выгоняли и из домов.
По ряду сообщений, масштаб и зверства «огораживания» весьма существенно преувеличивались в политических целях, в том числе и современниками. После страшной разрухи, вызванной чумой 1348–1349 годов и войной Алой и Белой розы, Англия лежала в руинах, и еще в 1520-х годах «земли было больше, чем людей»; общий дефицит земли появился лишь в 1550-е годы [367]. (Насколько можно судить в настоящее время, переориентация национальной энергии на формирование промышленности, прежде всего суконной, поддержанная и направленная протекционистской политикой государства, стала реакцией прежде всего именно на возникновение этого дефицита, знаменовав собой начало перехода от экстенсивной к интенсивной модели развития, – разумеется, на технологической базе и в иных реалиях того времени)
Всего же уже к 1500 году было огорожено (то есть выведено из долевого владения в частную собственность отдельных владельцев) около 45 %, а за весь последующий XVI век огородили ещё не более 2,5 % всех английских земель [195, 365].
Конечно, болезненность «огораживаний» могла быть качественно усилена тем, что с развитием капитализма им подвергались в первую очередь наиболее плодородные, близкие к рынкам сбыта и населенные земли (так что на этих 2,5% земель могло собираться 10 % урожая и жить 20 % крестьян, а то и больше). Кроме того, следует учитывать, что со ставших дефицитными земель сгоняли незаконно занявших их за годы разрухи, которые возделывали их иногда поколениями, – и вот этих сквоттеров никто уже не считал.
Однако значительно более важным фактором массового обнищания стал поток серебра[19] после открытия Америки Колумбом, который обесценил его во всей Европе и привел к «революции цен»: «В XVI веке из-за огромного наплыва серебра из Южной Америки цены на основные продукты выросли в среднем по Европе в 3–4 раза…» [55]. В частности, только за 1510–1580 годы в Англии цены на продовольствие выросли втрое, а на ткани – в 2,5 раза, что обогатило торговую буржуазию и «новое дворянство» при разорении крестьян и не занимавшихся спекуляциями или созданием производств землевладельцев, чьи доходы в номинальном выражении были относительно стабильны [107]. Это объясняет то, что земельная собственность джентри росла, в том числе, за счет собственности крупных лордов [206, 339, 340], и прежде всего именно «к джентри перешли… земли в результате распродажи секуляризованных в XVI веке монастырских имуществ» [81].
Таким образом, капитализм в Англии развивался через не только «огораживание», но и фатально недооцениваемую историками, спрятавшуюся в его тени «инфляционную революцию», которая разоряла крестьянство не менее эффективно, чем прямое насилие.
(Интересно, что после Великой Октябрьской Социалистической революции интернационалисты-ленинцы, крайне внимательно изучавшие британский опыт, попытались уничтожить объективно противостоявшие им капиталистические и феодальные классы аналогичной «инфляционной революцией», призванной с точки зрения их левацкой части в конечном итоге привести к отмене денег в силу их полного обесценения и наступления таким образом коммунистического общества. Более чем через столетие схожий инфляционный удар по своим политическим противникам нанес в 20-е годы XXI века также связанный с Англией президент Турции Эрдоган)
Когда вызванное этими процессами массовое бродяжничество стало повседневной проблемой, за него ввели смертную казнь, обеспечив приток крайне дешевой рабочей силы на мануфактуры и в поместья новых дворян, а затем и на флот, несмотря на его каторжные условия. (Часть бродяг гуманно загнали в работные дома, создав крайне пригодившееся после изобретения паровой машины разделение сложного труда на простейшие операции, однако, несмотря на создание первого работного дома в Брайдуэлле ещё в 1556 году, широкое распространение в Англии они получили лишь после 1631 года.) Общее число казненных за бродяжничество в XVI веке оценивается в более чем 160 тыс. чел. – в полтора раза больше числа погибших в войне Алой и Белой розы [9].
18
Следует подчеркнуть, что Кромвель опирался в своём революционном с нашей точки зрения протекционизме на многовековую уже к тому времени традицию английского протекционизма: всякая революция развивается под лозунгом «возвращения к истокам».
До Тюдоровской эпохи Британия экспортировала шерсть-сырец, не умея производить из неё качественное сукно и отдавая высокую прибыль этого высокотехнологичного производства Средних веков своим конкурентам. Исправить положение стремились Генрих III (1216–1272) и Эдуард I (1272–1307), которые ещё до войны Алой и Белой Розы старались привлечь в Англию фламандских ткачей. Предпринимались попытки централизовать торговлю шерстью-сырцом, поставить её экспорт под контроль, запретить импорт сукна. Проводилась даже политика под лозунгом «Покупай английское», но без систематической таможенной политики все усилия оставались разрозненными и оказывались в конечном итоге недостаточными.
Лишь Генрих VII (1485–1509) продемонстрировал научный подход к проблеме, проведя специальные изыскания для определения наиболее подходящих мест для размещения суконных мануфактур, подключив возможности государственного (и далеко не только промышленного) шпионажа и поставив «на поток» переманивание опытных специалистов и просто работников из Нидерландов. По мере развития английских мануфактур он повышал пошлину на экспорт шерсти-сырца, а затем и полностью запретил его для обеспечения её полной переработки в Англии.
Успехи были так стремительны, что уже в 1489 году – на четвертый год своего правления – Генрих VII смог запретить экспорт сукна-суровья, кроме кусков дешевле установленного порога, чтобы обеспечить его дальнейшую отделку (осмотр, штопанье, отравку, крашение, валку, ворсование, стрижку и прессование) в Англии, – естественно, с получением доходов от этих работ английскими предпринимателями. В 1512-м, 1513-м и 1536 годах запрет на экспорт сукна-суровья последовательно ужесточался.
Поскольку производить шерсть было намного проще, чем организовывать её переработку, рост производства шерсти довольно быстро значительно опередил рост мощностей мануфактур, что вынудило разрешить экспорт шерсти, не находящей себе возможности для переработки в Англии. Лишь в 1578 году, уже при Елизавете I (1558–1603) масштаб перерабатывающих мощностей позволил полностью запретить экспорт шерсти-сырца.
Суконные мануфактуры стали ключевой экспортной отраслью Англии, обеспечивающей оплату масштабного импорта сырья и продовольствия. Её создание и развитие стало плодом разнообразного и изобретательного протекционизма Генриха VII и Елизаветы I, включающего государственное субсидирование, выдачу монопольных прав, шпионаж и другие меры господдержки.
19
После открытия в 1545 году серебра Потоси годовой объем производства вырос с 2,9 млн унций (в 1544 году) до 10 млн за следующие 15 лет (и до 13,6 млн унций в год за первые 20 лет XVII века) [247]. «Именно мощный приток серебра середины 1560-х годов и победа при Лепанто [1571 год –