Как целое управленческая элита обречена действовать в интересах критически значимых[178] для себя активов (причём не только материальных, но и символических – влияния, статуса и репутации в значимых для неё общественных системах, доступа к информации и так далее). Если существенная часть этих активов контролируется конкурентами соответствующего общества, его управленческая элита поневоле, осознанно или бессознательно служит их интересам, становясь тем самым коллективным предателем своего народа.
Отсюда, в частности, следует системная обреченность исламского вызова, лидеры которого, в отличие от лидеров США, Англии, Швейцарии, некоторой части развитых стран Евросоюза, а также Китая и Индии хранят свои личные и групповые средства в активах своих стратегических конкурентов и потому в принципе не способны последовательно противодействовать последним на стратегическом уровне.
Отсюда вытекает и ограниченная адекватность патриотической риторики о «поднимании с колен» (в недаром никогда никем и ни при каких обстоятельствах не упоминаемую позу), весьма популярной в последние как минимум полтора десятилетия среди отечественной «офшорной аристократии». Ведь данная часть управленческой элиты по-прежнему, несмотря на развязанную против нас «холодную» войну и продолжающуюся специальную военную операцию, держит на «проклятом Западе» критически значимую часть своих активов, вплоть до семей (или как минимум страхует себя вложениями в западные активы от внутрироссийских угроз и рисков, в значительной степени сформированных её же собственной последовательно прозападной политикой).
Логика представителей «офшорной аристократии» представляется по-своему вполне безупречной: они эффективно и последовательно служат личному потреблению (неважно, материальному или символическому), воспринимая Россию в качестве не более чем «трофейного пространства», вместе с населением подлежащего переработке в личные богатства, вывезенные в фешенебельные страны, или же в уважение представителей последних.
Солнце для них восходит на Западе, и они молятся этому черному солнцу наживы, с истовой гордостью и искренней радостью уничтожая ради неё свои народы, которые уже давно не считают «своими».
…Однако этот ответ при всей его бесспорной актуальности и формальной правоте не может даже претендовать на минимальную глубину.
Ведь рыночные отношения развиваются столетиями и столетиями же преобразуют человеческое общество. Почему же лишь именно в настоящее время, да ещё именно тогда, когда деньги наглядно теряют значение, уступая свою роль в жизни развитых обществ технологиям, а стратегические решения всё в большей степени перестают быть рыночными [18], – почему же вдруг именно сейчас рыночные отношения начинают доминировать в сфере ценностей, да ещё и ценностей именно управленческой элиты?
Почему людей, которые вслед за генералом Торрихосом не хотели входить не то что в собственный замок на Лазурном берегу, но даже в историю всего человечества, а стремились «всего лишь» в зону Панамского канала, к свободе и благополучию своих народов, по всему миру массово и последовательно сменяют конченые предатели?
Почему борцы за независимость и суверенитет последовательно уступают авансцену мировой политики лидерам, искренне рассматривающим свои страны как «трофейные пространства», а себя не более чем как наместников оккупационных армий, а то и вовсе как эффективных региональных менеджеров глобальных корпораций?
Что ломает казавшиеся ещё недавно незыблемыми ценности управленческих элит по всему миру – причём, как мы видим на примере вполне успешных развитых стран Европы, отнюдь не только в экономически слабых или драматически отстающих обществах?
11.3. Смена системы ценностей
Глобальная конкуренция в силу самой своей природы ведется прежде всего между цивилизациями – на основе их отнюдь не совпадающих (а порой и просто несовместимых) ценностей и вытекающего из этих ценностей преобладающего в их рамках образа действия [18].
После поражения, а затем и уничтожения советской цивилизации Запад занял наиболее предпочтительное положение потому, что его образ действий – финансово-экономический – в условиях доминирования рыночных отношений объективно является наиболее универсальным. В отличие от идеологической, религиозной или тем более этнической экспансии финансовая экспансия сама по себе никого не отталкивает a priori, и поэтому круг её потенциальных сторонников практически при любых обстоятельствах наиболее широк.