Их контакт в том виде, в каком он существовал до 1500 года, осуществлялся и поддерживался по двум различным линиям коммуникации. Существовал морской путь, который более поздним поколениям западных людей будет известен как маршрут пароходной компании «Пенинсулар энд ориентал стимшип Ко.» из Тилбери в Коуби. С1500 года и практически до недавнего времени, что сказалось и на жизни моего прадеда, командовавшего одним из пассажирских парусников компании «Онорабл Ист-Индиа Ко.» (яркое воспоминание детства), ушедшего в отставку до открытия Суэцкого канала и никогда не служившего на паровом судне, этот морской путь по цепи внутренних морей пересекался перешейком между Средиземным и Красным морями или — по-другому — между Средиземным морем и Персидским заливом. В средиземноморской и японской частях этого морского пути движение было зачастую очень оживленным, а примерно со 120 года до н. э. понеслась заразительная волна морских экспедиций, начатая греческими мореплавателями из Александрии, проторившими путь на Цейлон; волна прокатилась на восток до Индонезии и дальше, пока не привела полинезийские каноэ к острову Пасхи. Тем не менее, при всем риске и романтике этих дозападных первооткрывателей, морской путь, открытый ими, так и не получил первостепенного значения как способ коммуникаций между цивилизациями. Основная линия контактов проходила по степям и пустыням, прорезавшим полосу цивилизаций от Сахары до Монголии.
Для человека степь была практически морем, только сухопутным, что до самого конца XV века христианской эры делало ее более удобной для общения, нежели соленое безбрежное море. Это безводное море имело свои сухопутные корабли и порты без гаваней. Галеоны степей — это верблюды, степные галеры — лошади, степные порты — караван-сараи, промежуточные порты — в оазисах, конечные пункты приписки — на берегах, где песчаные волны «Пустыни» разбивались о «Засеянное»: Петра и Пальмира, Дамаск и Ур, тамерлановский Самарканд и китайские торговые ряды у ворот Великой Китайской стены. Лошади, бороздящие степь, вместо парусников, бороздивших океаны, были основным средством передвижения, которое связывало отдельные цивилизации, существовавшие в мире до 1500 года, причем связывало в той степени, непрочной и слабой, в какой они действительно поддерживали контакт друг с другом.
В этом мире, как видите, Фергана Бабура была центром мира, а тюрки во времена Бабура были центральным родом в семействе наций. Тюркоцентричная история мира была опубликована уже в наше время последним из великих прозападных османских турок, президентом Мустафой Кемалем Ататюрком. Это был блестящий прием для поднятия морального духа своих соотечественников и еще более блестящий пример подлинной исторической интуиции, ибо начиная с IV века христианской эры, когда из степей были изгнаны последние из индоевропейских народов, и вплоть до XVII века, увидевшего падение тюркских династий Османов, Сефевидов и Тимуридов, соответственно в Малой Азии, Иране и Индии, тюркоязычные народы действительно были краеугольным камнем азиатской дуги, державшей на себе пояс цивилизаций «до-Васко-да-Гамовского» периода. Все эти двенадцать столетий сухопутные связи между отдельными цивилизациями были под контролем тюркской степной мощи, и из своей центральной позиции в этом «до-Васко-да-Гамовском мире» тюрки совершали свои завоевательные нашествия на восток и на запад, на север и на юг, в Маньчжурию и Алжир, на Украину и в Декан.
Теперь мы подходим к великой революции: технической революции, благодаря которой Запад составил свое состояние, одержал верх над всеми остальными живыми цивилизациями и насильно объединил их в единое общество всемирного характера в буквальном смысле этих слов. Революционное изобретение Запада — это использование океана вместо степи в качестве основного средства всемирной коммуникации. Передвижение по океану вначале на парусниках, затем на пароходах позволило Западу объединить весь обитаемый мир, включая обе Америки. Фергана времен Бабура была центром мира, объединенного конным сообщением через пространство степей; но в течение жизни Бабура центр мира вдруг сделал неожиданный огромный прыжок. Из глубин континента он прыгнул на его крайнюю западную оконечность и, покружив вокруг Севильи и Лиссабона, устроился на время в елизаветинской Англии. В наши дни мы наблюдаем, как этот ветреный центр мира перепорхнул вновь, на этот раз из Лондона в Нью-Йорк, хотя это перемещение в еще более эксцентричное положение на другом берегу «селедочной лужи» (Атлантического океана) — всего лишь событие местного масштаба, несравнимое по значимости с прыжком времен Бабура из степных портов Центральной Азии к океаническим портам Атлантики. Тот огромный прыжок был вызван внезапной революцией в средствах передвижения. Степные порты были выведены из строя, поскольку океанские парусники вытеснили верблюда и лошадь; а сейчас, когда на наших глазах океанские пароходы вытесняются самолетами, мы можем задать вопрос, не собирается ли центр мира вновь совершить прыжок — и на этот раз столь же сенсационный, как и в XVI веке, — побуждаемый технической революцией, не менее радикальной, чем замена типчака Бабура в XVI веке каравеллами Васко да Гамы. Я вернусь к этой возможности к концу нашего разговора. А пока, перед тем как мы свернем сухопутную карту мира от Бабура и развернем морскую карту, державшую позиции со времен Бабура до наших дней, попробуем сделать перекличку среди отдельных цивилизаций, на которые была разделена человеческая раса до поколения Бабура, и кратко поинтересоваться их историческим мировоззрением.