Иудейский нарратив отлично ложится на линейное восприятие времени, характерное для этого региона, и отражает апокалиптическое видение зороастрийцев, которое было распространено в Вавилоне в период Вавилонского пленения. В иудейском нарративе мир начался в момент творения и закончится Судным днем. Заратустра постулировал существование двух богов, добродетельного и злого. Иудеи настаивали на единственности Бога. Принцип зла сохранился в форме Сатаны, но был понижен до одного из божественных созданий. При этом Сатана служил ключевой цели. Его роль состояла в искушении праведников. Человек мог стать достойным небес, сопротивляясь соблазнам. Без Сатаны путь на небеса был бы (как сказал Роберт Фрост о вольном стихе) подобен игре в теннис без сетки.
Греки происходили из причерноморских степей. Этот народ говорил на индоевропейском языке и поклонялся богам, похожим на богов иранской и ранней ведийской культур: у греков были боги бури и неба, богиня земли и все остальные. В Греции эти высшие сущности трансформировались в действующих героев сказаний, и каждый из них обрел характер. Однако греки не представляли себе единой истории, которая началась яркой вспышкой и закончится концом всего. Для них мир был подобен скорее сборнику бесчисленных сказаний, больших и малых.
Кроме того, греческие боги родились в разное время и в разных местах материального мира. Бог солнца Аполлон, например, появился в городе Дельфы. Боги были могущественными, но не всемогущими. Неясные грандиозные силы ограничивали даже их существование. Зевс считался верховным богом, однако это не освобождало его от власти трех таинственных богинь мойр.
История мира возвращается к началу. В этом греки были близки к персам: боги-прародители дали жизнь богам-детям, затем неблагоразумно попытались их убить, а те дали отпор. Но та история закончилась давным-давно: прародители проиграли войну. Победившие молодые божества воцарились на горе Олимп. Да, греки считали, что у богов имелась своя «штаб-квартира», расположенная в определенном месте того же самого мира, который населяют люди. Можно было подняться к подножию Олимпа, посмотреть вверх и увидеть, где обитают боги. Они настолько напоминали героев драмы, что греки получали удовольствие, представляя себе, как они выглядят. Точно так же, например, поклонник художественной книги может представлять, какие актеры лучше всего подошли бы на роли ее персонажей. Действительно, греки почти с маниакальной страстью изображали своих божеств, в том числе в скульптуре, и все они весьма походили на людей.
Очень скоро боги и богини стали восприниматься греками как параллельная раса существ, превосходящих людей, но населяющих тот же самый мир. Богам были свойственны те же мотивы и эмоции, что и нам: любовь, страсть, зависть, жадность, сострадание и все прочие. Они отличались от нас только бессмертием и несравнимо большей силой. Боги во многом были увлечены собственными драматическими отношениями друг с другом, но, поскольку они обитали в той же вселенной, что и мы, – на самом деле мир был битком набит богами, – они неизбежно сталкивались с людьми. Боги представлялись настолько могущественными, а люди настолько ничтожными, что первые могли топтать вторых, как муравьев. И хотя небожителям, по большому счету, не было до смертных никакого дела, они причудливым образом влияли на человеческие драмы, подобно тому как дети для развлечения разыгрывают с куклами воображаемые истории.
Боги не были ни хорошими, ни плохими. Они были сложными личностями, как и мы. Боги не предписывали людям определенного правильного поведения – на самом деле это их совсем не заботило. Человек мог строить отношения с богом точно так же, как и с другим человеком, однако превосходство бога не подлежало сомнению, и всегда в их отношениях должен был присутствовать элемент поклонения. Иногда, а по правде говоря, довольно часто боги вступали в сексуальные отношения с людьми, плодом которых становились полубоги. Задабривая определенных богов, люди увеличивали вероятность того, что они проявят благосклонность, но без каких-либо гарантий: боги были не машинами, а своевольными существами, как и мы. Кроме того, людям следовало крайне внимательно следить за тем, чтобы не отдавать предпочтения одному богу в ущерб остальным, поскольку те были крайне обидчивы. Опять же, как и мы. В таких условиях никак не мог сложиться монотеизм, даже наоборот – его бы восприняли как кощунство.