— Он, кажется, добивается на общеахейском собрании в Навпакте отделения от Ахейского союза Мессены? Вот он, образчик римского отношения к союзникам!
— В какой-то мере — да, раз уж Фламинин рассчитывал прославиться этим. Но из этого же следует и отсутствие у него официального задания от сената, который, конечно, с удовольствием принял бы "добровольное" ослабление Ахейского союза, к чему договор его не обязывает, но не станет подрывать своей политической репутации официальным требованием такого ослабления. И ахейцы, естественно, как и вообще все греки, на такой политике собаку съели, и всё это они прекрасно понимают, и уж всяко не в их интересах ослаблять себя "добровольно". Но это ахейские дела, и пусть о них болят головы у самих ахейцев. Для тебя же, почтеннейший, важнее то, что эта ахейская дипломатия не принесёт Фламинину нужной ему новой славы, и что ему тогда остаётся? Только ты, пусть старый и уже не опасный Риму, но всё-таки Тот Самый Ганнибал.
— Ну, может быть, ты и прав. Да только ведь старого Циклопа вовсе не так легко поймать, как тебе, возможно, кажется. О том тайном ходе, которым вас провели ко мне в первый раз, могут уже и знать, но кто сказал, что он у меня — единственный? Есть ещё два примерно таких же, которыми я не пользуюсь, чтобы о них не прознали даже случайно. Я готовил их не от римлян, а от пергамцев, но какая разница?
— И о них тоже могут если и не знать, то хотя бы подозревать. Это входы в них в твоём доме, и о надёжности всех своих слуг ты, конечно, позаботился. Но любой тайный ход оканчивается выходом из него, который снаружи, и разве можно было оборудовать его в полной тайне?
— Два других ведут в катакомбы бывших каменоломен, в которых не так уж и много праздношатающихся, — усмехнулся Одноглазый.
— Но не так уж и мало тех, кому не с руки попадаться стражам порядка. И это не первый год, надо думать, так что и стража наверняка давно знает, где их искать и ловить. А в твоём случае и обыскивать все катакомбы не нужно — достаточно просто перекрыть все выходы из той их малой части, что под твоим домом и рядом с ним. А если соглядатаи не поленились обследовать эту часть катакомб, то знают уже и о твоих выходах в них.
— Ну, для этого ведь надо знать и тот день, когда я захочу сбежать. Не будут же они стеречь выходы вечно.
— У тебя ещё и семья, почтеннейший, и едва ли возможно скрыть подготовку к её отъезду. Ещё труднее — увести от погони женщин и детей.
— Семья — да, это моё слабое место. Семью мне, конечно, нужно спасти. Но как этому поможет их купание в море?
— Тяжело, конечно — уж очень их у тебя много. Но будем стараться.
— Я облегчу вам жизнь, если отошлю хотя бы часть из них в другое место?
— Если ты сумеешь не вызвать этим подозрений, то это было бы неплохо…
Что повозиться придётся с Имилькой, которая уже не в тех годах, чтобы быть в хорошей физической форме, мы знали с самого начала. Знали, конечно, и об их пацане, к счастью, уже не слишком мелком и вполне здоровом. Но вот о ком тесть не удосужился предупредить нас, так это о молодой наложнице Одноглазого и об её мелкой шмакодявке, внешность которой не оставляла сомнений в отцовстве. Скорее всего, Арунтий и сам не был о них в курсе, а агентура — она ведь как? Что ей велено выяснить, то она и выясняет. Велел наниматель разузнать о жене и сыне некоего человека, имя которого не поминаем всуе — агентура разузнала и доложила в лучшем виде, а уж о всяких там слугах, включая и молодых рабынь, и которая там из них с кем спит и от кого рожает, у нанимателя ведь не было вопросов? Ну так и нахрена им, спрашивается, лишнюю работу делать, да ешё и с лишним риском и самим на этом спалиться, и интерес своего нанимателя к подробностям жизни определённого человека спалить? Им разве за это платят? Так что, если рассудить по справедливости, то нет и не может у нас быть претензий к осведомителям тестя, честно выполнившим то, что им было поручено, и если на месте уже мы столкнулись с не самым приятным для нас сюрпризом, то это — уже наши проблемы. А сюрприз — млять, лучше бы их было штук пять, но другого рода! На проблемных мужиков или пацанов у нас хватило бы володиных "людей-амфибий", но тут-то — бабы! Рассчитывая на одну бабу, мы только одну бабу для возни с ней и подготовили, а их — опа, аж целых три штуки оказалось! Мир же вокруг античный, и если купаться в море нагишом приличия не возбраняют, то это ещё вовсе не значит, что порядочная баба может плескаться в воде с посторонними мужиками. Этого — уж точно не поймут-с. Мы Лисимаха прихватили только из-за того, что нам Хития евонная требовалась, которая давно уже "не из таких", а значит — только вместе с мужем. Но местных нанимать — палево, а три бабы вместо одной — многовато даже для спартанки.
— Мы с Имилькой хотели ещё одного ребёнка, но когда решили окончательно, то оказалось, что она уже не может рожать — счастье ещё, что успела родить Гамилькара. У нас был с ней маленький сын в самом начале, но мне нужно было выступать в поход, и я отправил семью в Карфаген. Там случилась эпидемия, которая и унесла нашего малыша, а война унесла лучшие семнадцать лет нашей жизни. Наверное, после Канн я должен был сам отправиться в Карфаген за помощью, а не посылать Магона — заодно побывал бы дома и сделал бы жене второго ребёнка. Но нужно было готовиться к походу на Рим, и мог ли я в такой момент оставить войско? Да и кто мог предвидеть, что война затянется настолько? Случилось то, что случилось, и теперь Гамилькар — наш с ней единственный сын. Когда все жертвы богам оказались напрасными, и стало ясно, что судьба больше не пошлёт нам детей, Имилька захотела хотя бы приёмного. Федру она подыскала и купила сама — ты ведь разглядел её уже и мог заметить, что даже внешне они немного похожи, так что и не скажешь с виду, что маленькая Диона — не от Имильки. Мы и воспитываем её с женой как нашу с ней дочь, и Имилька подумывает даже удочерить её официально.
— Надеюсь, об этом никто ещё не знает из посторонних?
— Пока ещё нет, хвала Баалу. Я понял тебя — да, я смогу отослать девочку с её настоящей матерью и частью слуг. По греческим понятиям они всего лишь рабыни, и их отъезд куда-нибудь не очень далеко не привлечёт внимания царских соглядатаев. Мало ли, с какими поручениями я посылаю своих слуг? Но то, что Диона — хоть и незаконная, но всё-же МОЯ дочь, здешним грекам известно, и если её исчезновение не обеспокоит меня, это покажется подозрительным даже им.
— Значит, она должна исчезнуть в один день с тобой.
— Отсылать нужно сейчас?
— Не спеши — нам тоже нужно время, чтобы всё подготовить. Выбери пока место на побережье, где нанятые нами пираты смогут легко "похитить" их и уйти без потерь, ну и придумай убедительную причину для их отправки туда. Жаль, что ты не можешь вместе с ними отослать и блистательную…
— Ну, ты же сам понимаешь, что мои ЗАКОННЫЕ жена и сын — другое дело. За ними будут следить, и вряд ли вам будет легче, если Имилька приведёт за собой царских соглядатаев. Придётся уж вашей гречанке как-нибудь помучаться с ней. Так для чего вам всё-таки нужно это плавание под водой?
— Чтобы не утонули на самом деле, когда от них требуется только сделать вид, будто утонули. Ты готов убедительно изобразить горюющего по утопленникам мужа и отца? Не удивляйся, почтеннейший — так будет лучше всего. Если человек просто исчез — значит, сбежал, и его можно и нужно выследить и разыскать. А если человек утонул в море — значит, утонул. Ищейки Прусия только возблагодарят Посейдона за то, что теперь им нужно будет следить уже не за тремя, а только за одним слёгшим от горя стариком…
23. Операция "Головастик"
— Объясните мне ради всемогущего Баала, какой смысл в этих побрякушках? Я могу ещё понять, когда их стала больше носить Имилька — женщинам такое пристало, но не Гамилькару же блестеть украшениями как расфуфыренной греческой гетере! Разве это делает достойного человека значительным и знаменитым? — возмущался Ганнибал, — Я не беден, и мне не жаль, но не этому я учил его до сих пор и не этому намерен учить впредь!
— Папа, ну это же не насовсем, а только на несколько дней, — отозвался мелкий, — Я тоже не понимаю, для чего это, но дядя Хул сказал нам, что так будет лучше.
— Нужно, чтобы украшения были на них во время морской прогулки, — пояснил Васькин, — И чтобы это не вызвало ни у кого удивления, они должны показываться с ними везде, где бывают — и на улицах, и на агоре, и даже на море во время купания.
— Особенно на море, когда этих блестящих побрякушек на них явно больше, чем одежды! — съязвил старик.