Обсуждение последствий демографического взрыва, равно как и проектируемые радикальные его опровержения, обозначили выход на поверхность не только глобальных схем активного сокращения пространств нищеты или превентивных планов укрощения многоголовой ярости бытия. Здесь также заметно присутствие холодного разума, с позиций собственной исторической перспективы оценивающего потенции антропологической деструкции и масштабность планов построения постчеловечного мира. И хотя пока это не более чем гипотетичный и двусмысленный элемент иных схем и построений (связанных, скорее, с конкуренцией социального/политического доминирования либо представляющих подводную часть закрытых проектов и методик управления кризисами), тем не менее, подобное мирополагание все чаще означает не только разрешение форсмажорных ситуаций, но также их форсирование, углубление, приумножение.
Подобного рода действия при желании можно охарактеризовать и как отчаянные попытки контролировать неопределенность складывающейся на планете ситуации, которая развивается подчас в худших традициях дьявольской альтернативы. Или как формирование устойчивой стратегии управления поднимающим голову хаосом — этого интенсивно разрабатываемого направления новейшей управленческой культуры. Существуют вместе с тем и более глубокие измерения деструктивного управления, связанные с протоформами целостной композиции "культуры смерти". Короче говоря, в социальном космосе возникают зачатки квазиантропологической системы, помышляющей утвердить себя со временем в качестве устойчивого свода событий и новой меры вещей.
Пунктиром развития подобной логики могут служить обоснования "тотальных", а не "цивилизованных" войн, обнаруживаемые в анналах эпохи, наверное, еще со времен Столетней войны. Речь идет о культивации и легализации процедур ведения боевых действий, редуцирующих и дегуманизирующих правила жестокой "социальной игры", включающих в стратегию (причем одновременно с заключением гуманистически ориентированных договоренностей) целенаправленные акции против мирного населения и гражданских объектов. Вплоть до рутинно разрабатываемых планов, при реализации которых параметры успеха измеряются именно масштабом управляемой (то есть "конструктивной") деструкции. Историческую адаптацию чего можно усмотреть, к примеру, в логике ковровых бомбардировок или создании оружия Судного дня.
В той или иной форме деструкция постоянно присутствует в человеческом обществе, будучи инкапсулирована в культурный текст, для которого характерна определенная асимметрия конструкции и деструкции (исторически, в целом, в пользу первого компонента). Деструкция традиционно прочитывалась как асоциальное действие, и в то же время ее сублимация — стержень обновления, деконструкции и реконструкции самой культуры, а также таких феноменов, как история и цивилизация. Формой же социальной легитимации наиболее бесчеловечных, неприкрыто антиантропологических кодов уничтожения является война.
Наконец кто-то решается властно, деятельно произнести — "правил нет, они не существуют" — и хрупкий лед цивилизации, столь привычный космос человеческого общежития оказывается взорванным и разрушенным.
Как бы то ни было, приходится констатировать некоторое смещение исторического баланса конструкции и деструкции в пользу последней.
Цивилизация смерти
Одни верят в жизнь, другие — в смерть.
Я верю в смерть.
Радикальное переосмысление в данном контексте уже не военной, то есть чрезвычайной, ситуации, а структур повседневности с их ползучей модификацией выворачивает наизнанку привычные исторические замыслы, трансформируя прежнее целеполагание человечества
Подобная противоречивая и во многом гипотетичная перспектива, быть может, обозначила реальную траекторию событий, в то время как деспотия обыденности скрывает от нас агонию цивилизации, казалось бы, удерживающей завоеванные в предшествующие века гуманистические позиции, но на деле шаг за шагом нисходящей в историческое небытие. Образно говоря, современная (modern) цивилизация напоминает гигантскую льдину, постепенно растворяющуюся в клокочущем и бурлящем океане времени. Является ли подобное состояние составной частью истории, или же оно знаменует начало некой контристории человечества?…