Выбрать главу

— Вы хотите мне что-то продать?

— Нет.

— Зазываете в секту?

— Нет.

— Вам плохо?

— Нет.

— Тогда зачем вам входить?

— Чтобы поговорить.

— Но о чем нам с вами разговаривать?

— Ты не замечаешь во мне ничего странного, Борис? — спросил Гусев. Похоже, эффект узнавания работал только в одну сторону.

— Вы знаете мое имя и хотите войти в мою квартиру непонятно зачем, — сказал Борис. — Это достаточно странно?

Гусев снял бейсболку.

— А так?

— Э… ну…

— Принести тебе зеркало для сравнения? — спросил Гусев.

— Вы — мой родственник? — спросил Борис.

— Брат-близнец, с которым тебя разлучили в детстве. Я воспитывался в стае диких волков, а потом путешествовал с бродячим цирком и не переставал тебя разыскивать. Жил одной лишь надеждой снова тебя обнять. Не веришь, так давай будем родинки сверять.

— У меня не было никакого брата… Или был?

— Так я могу войти?

— Пожалуй, да.

Березкин проводил Гусева ну кухню. Вся необходимая техника на кухне наличествовала, но мебель была скорее функциональная, чем комфортная. Оно и понятно, мужчине для отдыха нужно удобное кресло и большой телевизор. А уж пожрать он себе и в спартанских условиях приготовит.

— Итак, в чем ваша история? — спросил Борис. — Вы на самом деле мой брат? Я вырос в детдоме, о родственниках ничего не слышал…

Гусеву стало стыдно. Мог бы понять, что у детдомовских это больная мозоль, и лучше бы на нее не наступать.

— Нет, извини, — сказал Гусев. — Не брат я тебе. Это я пошутил неудачно.

— Тогда кто вы?

— Тридцать семь лет назад я умер и меня заморозили в криокамере, — сказал Гусев. — А теперь меня разморозили. Ты что-нибудь слышал об этой истории?

— Может быть, — сказал Борис. — Это не вас вчера по телевизору показывали?

— Меня.

— Я смотрел краем глаза, наверное, поэтому сходства не заметил, — сказал Борис. — Так вы мой предок? Отец? Нет, отец вряд ли. Дед?

— Нет.

— Тогда почему мы так похожи?

— Я даже не знаю, как тебе сказать. Я, видимо, твой оригинал.

— В смысле?

— В том смысле, что ты — мой клон.

— Не слишком удачная шутка.

— Я не шучу. Хочешь, прямо сейчас съездим к врачу и анализы крови сдадим?

— Это какой-то розыгрыш?

— И снова нет. Так как насчет анализа?

— Зачем кому-то нас… вас клонировать?

— Именно это я и пытаюсь выяснить.

— И кто это сделал?

— Сей вопрос тоже в стадии выяснения.

— И чего вы от меня хотите?

— Говоря по правде, я и сам не знаю, — сказал Гусев. — Пару дней назад я совершенно случайно узнал, что у меня есть два клона. Один из них — ты.

— А второй?

— Второй мертв.

— Как он умер?

— Его убили, приняв за меня.

— За что вас хотят убить?

— Уже не хотят. Это было в рамках Черной Лотереи. Ты нормально в эти дни по улицам ходил?

— Я не ходил, я на этой неделе из дома работал.

— Повезло.

— Похоже, что так, — согласился Борис. — А дальше что?

— Я не знаю, — сказал Гусев. — Ты не помнишь, в твоем детстве не было ничего странного?

Клон пожал плечами.

— Детство как детство. Вполне обычное.

— Никто за тобой не наблюдал?

— Воспитатели.

Черт побери, подумал Гусев. Ну и зачем я сюда пришел? Что я ему скажу? Зачем я сказал ему то, что уже сказал? Зачем влез в его тихий уютный мирок и наследил там с изяществом гиппопотама? У меня ничего нет кроме подозрений, в которых я и сам-то не уверен.

Неловкое молчание нарушил Борис.

— Может, кофе выпьешь? — спросил он.

— Не откажусь, — сказал Гусев.

Клон включил кофеварку. Гусев наблюдал за ним, как завороженный. Смотреть на самого себя со стороны ему еще не доводилось.

Борис поставил перед ним чашку, взял вторую себе. Они сидели, молчали и смотрели друг на друга. Одинаковые и никогда не видевшие друг друга прежде.

— Значит, формально, я тоже Гусев? — спросил Борис. — Фамилию-то мне в детдоме придумали.

— Нужно больше Гусевых, — сказал Гусев. — Хороший и разных. Хотя вот с разными у нас здесь как раз и не очень.

— Есть вообще какие-нибудь идеи, кому и зачем это было надо?

— Нет, — сказал Гусев. Врать самому себе было несложно, в этом деле у него была огромная практика. — А вот скажи, ты мне веришь?

— Как самому себе.

— Я серьезно.

— Если серьезно, я тебя первый раз в жизни вижу, — сказал Березкин. — И вопрос моей веры твоим словам зависит исключительно от того, что ты собираешься мне сообщить.