Видный исследователь Средневековья Жак Ле Гофф отмечает, что на средневековом Западе в течение довольно длительного периода времени существовала градация профессий на уважаемые и презираемые, опасные и имеющие определенное оправдание и допущение. В IX–XII вв. имело место трехчленное деление общества: oratores, bellatores и laboratores – служители церкви, воины и работники. Ле Гофф обращается к эволюции вопроса, его интересует, какие профессии принимались, а какие презирались в эту эпоху, на каком основании проходило разделение на «профессии благородные и подлые, честные и бесчестные».
«Одни промыслы, – пишет Ле Гофф, – осуждались безоговорочно: ростовщичество, проституция; другие – лишь в определенных случаях, в зависимости от обстоятельств (например «подневольные занятия» – opera servilia, запрещенные в воскресенье), от мотивов (торговля запрещена, если она имеет целью получение наживы – lucri causa, – и разрешена, если она направлена на помощь ближнему и на всеобщую пользу) или, в особенности, от личностей – речь идет в основном о видах деятельности, запрещенных клириками. Однако очевидно, что профессии, запрещенные в определенных случаях, презирались: либо презрение, которое они вызывали, приводило к внесению их в черный список, либо, напротив, их присутствие в этом списке – пережиток забытого презрения – побуждало осуждать их уже по одной этой причине»106.
Ле Гофф связывает причины запретов на профессии и ненависти к ним с пережитками первобытного менталитета – древними табу примитивных обществ: на кровь, на нечистоту, на деньги и т. д. К этим древним основам христианство добавляло собственные запреты. Так, осуждались профессии, занимаясь которыми нельзя не впасть в один из смертных грехов, профессии, противоречащие установкам или основным догмам христианства107.
Но в XI–XIII вв. ситуация меняется. На христианском Западе происходят экономическая и социальная революции, следствием которых становится рост городов, а наиболее важным аспектом – разделение труда. Появляются новые профессии. «Новые социальнопрофессиональные группы, – пишет Ле Гофф, – сильны своей численностью и ролью, они требуют, они завоевывают уважение, а значит, и престиж, соответствующий их силе. Они хотят, чтобы с ними считались, и добиваются этого. Эпоха презрения кончилась»108. Связанные с новыми видами деятельности, эти группы (ремесленники, купцы и т. д.) желают добиться не только материального благополучия, но и признания и общественного уважения. Для этого им необходимо победить предрассудки в отношении к их труду. «Среди способов повышения статуса, – пишет Ле Гофф, – отметим лишь использование религии, инструмента, необходимого для любого материального и духовного возвышения в средневековом мире. Так, каждая профессия получает своего святого покровителя, иногда несколько, и корпорации, изображая своих святых покровителей в процессе занятия данной профессиональной деятельностью, по крайней мере с инструментами, символами профессии, восхваляют свое занятие, умаляя презрение к их деятельности, прославленной столь могущественными и почтенными ее покровителями»109.
Постепенно «труд перестает быть объектом презрения, знаком низшего положения, становится достоинством. Затрачиваемый труд оправдывает не только занятие какой-либо профессией, но и доход, который она приносит. <…> На место труда как наказания приходит образ труда – средства спасения. <…> В начале XIII в. время работающих святых сменяется временем святых работников»110.
Ле Гофф прослеживает трансформацию неуважительного и во многом даже презрительного отношения к труду (в том числе оплачиваемой профессиональной деятельности): «Нищета приводит к тому, что улучшения, полученные с помощью труда, приобретают некоторую ценность»111. Постепенно под давлением ремесла церковь пошла на уступки и создала позитивную теологию труда, подразумевавшуюся в христианской доктрине. «Мир профессий, обретя материальную силу, завоевал и духовное уважение»112.