Тем не менее, перед уходом в стасис мне, конечно, пришлось попросить Виктора вернуть все «как было». Он восстановил электроснабжение капсулы, а вот отключать обшивки отказался.
— Думаю, Костя, пока не стоит, — сказал он. — Этим уродам хоть кол на голове теши! Сегодня они боятся сюда подойти, а вот что им завтра придет в голову — никому не известно! Пусть обшивка пока остается под напряжением. Ты, главное, не забудь об этом! Держаться за обшивку и за землю одновременно нельзя, сам видел, что было…
С хуторянами я попытался наладить вопрос с исчислением времени. Хотелось бы, чтобы в следующий раз меня все-таки встретили, а для этого нужен календарь. Правда, очень скоро я понял, что измученным тяжелой жизнью людям — явно не до этого. Но Виктор все же обещал попытаться.
В последний день меня провожали и хуторяне, и дикари. Мне очень хотелось обнять соотечественников на прощанье — ведь через 20 лет уже немногие из них встретят меня, но при варварах мне нельзя было делать этого, чтобы не уронить свой «божественный» статус. Поднявшись на невысокую деревянную лесенку — Виктор сделал ее специально, чтобы мне не пришлось забираться в модуль прямо с земли, — я оглянулся на провожающих. Старенькая Мария Афанасьевна плакала и мелко крестила меня иссохшими пальцами. Её я уже не увижу. Алина, с трудом взобравшаяся на холм, поддерживала ее под руку. За ее подолом пряталась пара детей — мальчик лет пяти и совсем маленькая девочка. Виктор мрачно смотрел на меня, опираясь на палку, и, похоже, мысленно тоже прощался. Лишь жизнерадостный Сергей о чем-то болтал с дикарями на их отвратном языке.
Зайдя внутрь, я затащил с собою лесенку и нажал сенсор закрытия створки, и окружающий мир сжался до размеров моего модуля. На двадцать лет…
Глава 7
Ход 2
40 лет спустя.
Тяжелые мысли овладели мной, как только я пришёл в себя. Казалось, они законсервировались во мне на 20 лет, и теперь оттаивали, как лягушки в конце морозной зимы.
Ничего не получается. Замысел командора, приславшего мне эту капсулу, явно трещал по всем швам.
Он думал, что я смогу научить поколения чему-то полезному, сохраню знания цивилизации, возглавлю гордую поступь прогресса по девственно чистой Земле. А венцом моей первой миссии оказалось превращение высокотехнологичных электротехнических изделий в нашейные украшения для вождей дикарей. Вот если бы мы починили ветряк — вот это да! Пусть не на выработку электричества, но хотя бы муку молоть. А так — ерунда какая-то.
Не так я себе все это представлял, ох, не так!
Конечно, можно оправдываться тем, что это было всего лишь способом обретения статуса и формирования авторитета у носителей первобытного сознания, а в последующем я все же поведу их по правильному пути.
Увы. Нельзя просто так выйти к незнакомым тебе людям на 20 дней и запустить ветровой генератор. Они не знают, что это такое, и не смогут понять, что это, даже если объяснять им будет лучший популяризатор науки и техники. Цацки на шею — это, пожалуйста. Во-первых, это красиво. Статусно. Дорохо-бохато. Во-вторых, можно продать и купить что-то прикольное — красивый камушек, осколок древнего зеркала, не истлевший еще кусок древней ткани — такой, как умели делать прежние люди до Сдвига… Я даже не смогу объяснить этим недолюдям, насколько дебильны и они, и принимаемые ими решения, и именно потому, что они ужасно, невероятно тупы! И что-то подсказывает мне, что для достижения хоть какого-то результата мне придется деградировать почти до их уровня…
Сегмент цилиндра наконец открылся. Жаркий воздух обдул лицо, дивные запахи степей окутали со всех сторон. Итак, меня опять никто не встречает! Кажется, не получилось у Виктора с календарем… если только он сам, вообще, жив.
Помня про электроловушку, я поставил лесенку и аккуратно, не касаясь металла обшивки, спустился на землю. Ух, как опасно! Вспоминая, как погиб Эггон, я обернулся и оторопел. Перед модулем торчал высокий кол, на верхушке которого торчал человеческий череп! Причем, судя по всему, торчал он тут уже давно; кол успел покоситься, а сам череп начисто был лишен остатков плоти. Мое прекрасное новое зрение позволило также заметить, что нижняя челюсть была старательно прикручена к верхней медными проволочками. Ужас какой-то.
Конечно, одна только мысль о том, чтобы понять логику этих дикарей, была просто смехотворна. Но все же, рискнув предположить, что это череп того самого погибшего Эггона, а торчит он тут в виде наглядной демонстрации тезиса «не влезай-убьет», я немного успокоился и, поглаживая по пути метелки ковыльных трав, не торопясь пошел в сторону хутора. Еще издали было заметно, что он не очень-то изменился, что, наверное, не так уж и плохо.