Да. Я знаю — не так уж важна идея, важно для него — сравнение с собой.
«Весь в меня!»
На что только не пойдёшь, чтобы… всё «было иначе»…
Интересно только, что действительно думает отец про себя насчёт моих оборотов в речи и изменений в поведении, всё ли он говорит маме? Не перегибаю ли палку с «вундеркиндовостью»? Не слишком ли резко начал? С другой стороны, отец у меня… что на уме — то и на языке. Всегда такой был — резкий и дерзкий. Долго в себе, если что, держать сомнения не будет. Если выспрашивать и докапываться начнёт, будем смотреть по ситуации…
Но от чего-то я думаю, что его очевидный восторг тут всё затмевает:-).
А насчёт просмотра ТВ и проводного радио, у меня бомбануло. Даже прорвалось наружу то, про что говорить не хотел. Но удачно выкрутился.
Долбящее в уши изо дня в день проводное радио, влило на меня за десяток дней океан того, что было прикольным «изредка послушать, посмотреть и вспомнить былое» в 21 веке из доступного старого контента в сети. Но, блин, снова войти в эту воду — новости со сводками соцсоревнований, патриотическими и пионерскими песнями… чувства ностальгии после приезда домой хватило в этом отношении на пару дней.
На «орлятах, которые учатся летать», в начале второй недели за ужином на кухне, где и было радио меня и бомбануло[4]:
— …Через десять лет они будут петь другое…
— Конечно, про любовь, наверное… — смеётся мама.
— Про бывших спортсменов… — ляпаю я.
Засмеялся уже и отец.
«Умненькое дитё, нахватавшееся за взрослыми» опять что-то ляпнуло. Сегодня невпопад. А взрослые нашли свой цимес…
Я же заткнулся, «уйдя в себя». Через силу заставив себя молчать. Не поняли. Не поймут. И ладно. Может, такого и не будет. Или будет всё равно?
… Это была первая зима без СССР. Январь 1992. Я ехал совсем ранним утром в первый понедельник после зимних каникул в почти пустой электричке. Зимняя сессия второго курса в ВУЗ-е сдана, каникулы тоже пролетели… ближе к областному центру в электричке с множества остановочек стали появляться пока ещё редкие пассажиры и на деревянной лавке напротив и рядом устроились трое.
Мои ровесники, как я понял, слушая сквозь полусон их базар — бывшие детдомовские, двое парней и девчонка, не обращая внимание на дремавшего рядом студентика — меня, занялись своей болтовней и обсуждали «кто где устроился, кто как крутится и бабки делает», а на лавочке крутились на их магнитофоне мерзкие словеса про бедненьких несчастненьких «спортсменов, которые ныне рэкетмены». Запомнилось и последующее в той песне (как я узнал уже позже — какого-то Асмолова) прочее уголовное… про то, что «не они такие, а жизнь такая»[5].
Слово «рэкет» было не просто известно на излёте СССР, оно было популярно. В вымогательстве и всём, что крутилось вокруг, многие видели «перспективы новой жизни». Даже оправдания строили и мерзкие песни во славу жизни такой пели…
Аллеи роскошных памятников «от братков» на кладбищах в 90-х ещё были впереди.
В лучшем случае… аллеи… многих же ждали минус метр-два от уровня земли в карьерах, лесопосадках и т. п.
И не только в разборках между собой. Множество загубленных ими невинных пока ещё были живы… об этом я что ли должен был пояснять родителям в 1978-м??
Работающие ТВ и радио неожиданно приносят мне кучу отмазок для моих «не по возрасту умных фраз» и кажется, сами подсовывают естественные оправдания моего поведения для слепых в своём восторге родителей, с каждым днём всё более утверждающихся в мысли о том, что их ребёнок — не такой как у всех! Действительно, настоящий вундеркинд!
Осознал фактор сего благоприятного обстоятельство я в четверг второй недели, когда вечером мы пошли вместе на прогулку всей семьёй.
Лето же!
То, что мои родители, пока у них всё было хорошо, были в какой-то мере, провинциальными модниками, стало ясно именно в тот день. Я помнил во взрослой первой жизни и про кожаный, с вельветовыми вставками пиджак отца и про высокие, из тонкой сероватой кожи сапожки (они как раз сейчас, на фоне успеха то ли итальянской, то ли французской моды и фильмов популярны) мамы, но… не складывал детские воспоминания вместе… да и надо было смотреть взрослым взглядом во второй жизни на их и на скромность городишка вокруг.
Тётя Аля урывает дефицит в своей «столице союзной прибалтийской республике»… и иногда присылает модные вещички сюда… которые годами были признаками в нашей дыре, что «Вяткины живут получше, чем многие».