Враги пошли на Сесере с другой стороны. Воины кричали:
— Э-э, вперед, мы убьем его!
Но Сесере завертел головой, замахал в сторону, откуда они наступали, руками и ногами, и все враги попадали мертвыми. То же случилось и с остальными врагами, и тогда Сесере отрезал у убитых головы и разложил их на земле кольцами, как кокосы.
Шелудивый смотрел на бой издалека и видел, как погибли воины. Он побежал в Гому и рассказал оставшимся:
— Все убиты, только я один остался в живых. Он поплыл на остров Баду и сказал жителям:
— Если не боитесь, плывите к нам на Мабуиаг биться с врагом — все наши воины убиты.
— А сколько врагов? — спросили жители Баду.
— Один, — ответил шелудивый.
— Что же его бояться? — удивились жители Баду. — Завтра мы приплывем и убьем его.
Воины Баду приготовились и на другой день приплыли на Мабуиаг. Женщины там их накормили.
— Да быть такого не может, чтобы с одним человеком нельзя было справиться! — сказали воины Баду. — Завтра мы пойдем и убьем его.
Ночь они проспали, а утром двинулись к месту, где жил Сесере — одни на лодках, а другие, с трех сторон, по суше.
Сесере, как и в первый раз, залег среди костей в куче отбросов, а когда воины Баду подошли близко, опять встал, завертел головой и замахал руками и ногами. Мачты на лодках поломались, и все люди на них упали мертвыми. То же случилось и с теми, кто подходил по суше, и теперь Сесере отрезал головы также и у воинов Баду.
Шелудивый опять смотрел на бой только издалека и потому не погиб. Теперь он отправился на остров Моа, звать воинов оттуда. Услышав, что Сесере дерется один и помощи ему ждать не от кого, жители Моа сказали:
— Мы его не боимся, завтра мы разобьем ему голову.
Они поплыли на Баду, а оттуда на Мабуиаг. Шесть отрядов пошли на Сесере, и он опять спрятался в куче отбросов, и по его телу ползали черви и мухи. Воины стали бросать в него копья, они бросали и бросали, и наконец Сесере встал и убил их так же, как до этого убил воинов Мабуиага и Баду.
Шелудивый опять один из всех остался в живых и теперь поплыл звать на бой с Сесере людей острова Ита. Они приплыли на Мабуиаг и пошли на Сесере семью отрядами. Сесере перебил тех, кто был в лодках, но остальные начали его окружать. Когда Сесере увидел, что ему с ними не справиться, он - убежал в лес, стал маленькой птичкой кекесио (на острове Мабуиаг ее называют сесере) и спрятался в большой раковине — из тех, в которые можно трубить. Шелудивый увидел, как птичка юркнула в раковину, позвал других, и все бросились ловить Сесере. Люди Иты стали бить по раковине, пытаясь ее расколоть, и один из них воскликнул:
— Кажется, я его убил!
Но птица выпорхнула из раковины и села к одному из воинов на голову. Другой воин закричал:
— Стой, не шевелись!
И он попробовал сбить птицу с головы товарища дубинкой, но птица вспорхнула, и дубинка размозжила воину череп. Птица села на голову к другому, и он погиб точно так же, как и первый. Сесере в обличье птицы стал перепархивать с головы на голову, и когда погибло очень много людей, Сесере взлетел на дерево дани, снова принял человеческий облик и сказал:
— Посмотрите на меня и послушайте, что я вам скажу. Я, Сесере, ни в чем не виноват. Мужья сестер меня обижали: я ловил рыбу, а они почти всю у меня отнимали, да еще меня били. Я стал охотиться на дюгоней — они стали собаками и начали красть у меня мясо. Я очень рассердился и убил их, и моей вины здесь нет. Это говорю вам я, Сесере. Возвращайтесь теперь домой.
Воины Иты поплыли к себе домой.
На Мабуиаге, Баду и Моа остались только старики, женщины и дети. Мужчины с Иты расселились по этим трем островам — некоторые женились на пяти женщинах сразу, другие на десяти. Обе сестры Сесере и все женщины Мабуиага, оставшиеся без мужей, пришли к нему, и сестры сказали:
— Сесере, все эти женщины без мужей, возьми их в жены.
— Хорошо, — сказал Сесере, — я согласен.
Он женился на молодых девушках, соски у которых еще не потемнели, и на женщинах, у которых были только один или два ребенка, но на женщинах старше Сесере жениться не стал. В доме у него было очень много дюгоньего мяса, и он разделил его между женами. Те женщины, на которых Сесере жениться не захотел, сказали:
— Мы не хотим возвращаться к себе домой, там больше никого нет. Мы хотим остаться здесь и помогать по хозяйству.