Выбрать главу

Если бы ей кто-нибудь еще два месяц назад сказал о том, что Мэтт Олсен будет приглашать ее, а она откажет, то Вилл, несомненно, расхохоталась бы шутнику в лицо. Возможно, Ирма так и шутила, но без особого успеха, уж очень бредово звучала эта мысль еще два месяца назад.

— Ни сегодня, ни завтра, вообще никогда больше. Пока, Мэтт, — и она быстро захлопнула перед его носом, не давая парню даже возмутиться. — Придурок.

Порыв воздуха от захлопнувшейся двери сдул с тумбочки какие-то счета, и Вилл устало опустилась на пол, чтобы их собрать. Среди них выделялся простой, сложенный вчетверо листок из клетчатой бумаги, которому явно было не место среди распечаток. Она настороженно развернула его и по беспорядочному размашистому почерку сразу поняла, кто его оставил.

С колотящимся от гнетущего волнения сердцем она вчиталась в строчки

Здравствуй.

Прости, что мне пришлось так поступить.

Ты была добра ко мне, а я… все, что я делаю, это

для всеобщего блага, ты поймешь потом.

Прости, Вилл, но я должен исправить свою ошибку.

Я обещал Ей. Не держи зла.

К.

Вилл перечитала записку несколько раз, но ясности это не прибавило. Кто эта таинственная «она» было понятно без расшифровки, конечно, только Корнелия занимала все его мысли. Но, что за ошибка и почему он извиняется?

Единственное, что было ясно, она открыла дверь парню, пустила его в свою кровать (пусть и не совсем в том смысле, как это принято), а он даже не удосужился попрощаться по-человечески. Калеб сбежал от нее, как только его вещи высохли, и взошло солнце.

Она чувствовала себя использованной и выброшенной, хотя умом прекрасно понимала, что оснований так драматизировать у нее нет. Просто знакомый. Просто ушел. Никто не давал никому обещаний, и он ничего не нарушил. Только вот разочарование это не уменьшает.

Вилл потянулась к медальону, как привычно делала в минуты безысходности или волнения, но под футболкой ничего не оказалось. Она схватилась за шею, пытаясь найти шнурок, но на ней ничего не было.

Сердце Кондракара исчезло.

****

Седрик лениво полировал ногти пилкой для ногтей, напротив него сидел принц Фобос и что-то въедливо читал, то и дело, перечеркивая и делая галки на полях пергаментов. Седрик все собирался спросить у принца о их дальнейших планах, но апатия, нахлынувшая на него в последние недели, не оставляла ни малейшего шанса этому разговору. По правде сказать, Седрику внезапно стало все равно. Его не интересовали больше ни дела государственные, ни Фобос с его проблемой № 1. Он просто хотел хоть раз выспаться, хотел, чтобы в замке стало теплее, чтобы мерзкие струпья пропали с его кожи.

Дверь в кабинет с противным скрипом отворилась, и в комнату неуверенно заглянула голова девочки. Седрик выдавил приветствующую улыбку, но его жест остался без внимания, как и он сам. Элион не очень громко постучала, пытаясь обратить на себя внимание, а когда ее затея провалилась, то выпалила на одном дыхании:

— Фобос, ты занят?

— Да, — принц даже не поднял головы.

Седрик нахмурился и перевел взгляд на принцессу.

— Я хотела тебя отвлечь всего на десять минут, — умоляюще сказала Элион, ища глазами поддержки у Седрика, который лишь незаметно покачал головой.

— Ты немного не вовремя, Элион, — безразлично пробормотал он.

— Но, это всего…

— Я же сказал, что занят! — рявкнул он с чувством, которое было еще незнакомо Седрику.

Элион вымученно улыбнулась, прикрывая за собой дверь, а лорд скептически скрестил руки на груди.

В комнате опять повисла тишина, прерываемая лишь шорохом бумаги и скрипом пера по ней. Седрик удивленно молчал. Даже, если ему и было наплевать на планы Фобоса, то он, несомненно, чувствовал, какие неспокойные времена наступили. Оказаться на улице сейчас — равносильно смерти, а быть линчеванным толпой оборванцев ему не хотелось.

— Ну что? — раздраженно спросил Фобос, чувствуя, что в воздухе витает недосказанность.

— Вы даже не пытаетесь скрыть, что ненавидите ее.

— Мы уже говорили об этом, — процедил Фобос, черкая бумагу непонятными уже даже для него каракулями.

— Наш план может пойти прахом, если вы не постараетесь изобразить хоть какие-нибудь братские чувства.

Как же легко ему говорить! Фобос раздраженно отбросил перо. Как объяснить, что он попросту не знал, где заканчиваются его братские чувства и начинается что-то совсем иное, что будоражило сознание, не давая ему уснуть по ночам, завязывая внутренности узлом.

— И что же ты мне предлагаешь?

Седрик пожал плечами.

— Нужно срочно найти способ вытащить из нее силы, а потом убить. Чем дольше мы медлим, тем ближе к ней повстанцы с их опасными идеями.

— Я ищу этот способ! — соврал Фобос, не моргнув и глазом.

— И как же? — вежливо поинтересовался Седрик, откидываясь в кресле.

— Пока безуспешно.

Седрик забавлялся, глядя на то, с каким остервенением Фобос пытался показать стальной безжалостный характер. Фобос так долго сыпал упреками, что Седрик не справляется, что из-за Седрика они окажутся на улице, что он упустил девчонку. А теперь, когда он получил девчонку, то не знает, что с ней делать. Он боялся даже подходить к ней, загораживался Седриком и делами, но признаться в том, что слил весь план именно он, Фобосу не позволяла гордость.

Убивать девчонку Седрику тоже не хотелось, и он был рад, что Фобос быстро остыл к этой идее. В какой-то степени лорд привязался к принцессе, даже немного симпатизировал.

Фобос встал, стаскивая с себя тяжелый парадный плащ с золотыми пуговицами.

— Закончи с этим, — он брезгливо кивнул в сторону стопки отчетных бумаг.

Принц прекрасно понимал, что Седрик прав относительно свинского поведения. Чувствуя необходимость сглаживания острых углов, он двинулся в сторону комнаты Элион. Он остановился у двери и прислушался.

Don’t speak as I try to leave

‘Cause we both know what we’ll choose

Фобос остановился у ее дверей, вслушиваясь в простенькую мелодию. Высокий голос Элион не заглушала тяжелая дубовая дверь, и Фобос ловил каждое слово.

‘Cause you are the piece of me

Принц невольно улыбнулся. Она хотела, чтобы он послушал. Выпросила у Седрика гитару, не хотела, чтобы он узнал заранее. Хотела сделать ему сюрприз. Когда-нибудь хоть кто-нибудь делал ему сюрпризы? Перед глазами у Фобоса стало подозрительно расплываться.

I wish I didn’t need

Chasing relentlessly

Голос девочки сорвался на жалкий всхлип, и Фобос едва не толкнул чертову дверь. В ее голосе было столько одиночества и тоски, что только глухой бы не заметил.

Фобос и сам не знал, почему изо дня в день Элион все еще пытается пробиться к нему через эту колючую проволоку его самообладания.

Да, Седрик прав, ей нужен был родной человек, только вот Фобос явно не подходил на эту роль. Он ведь и так предаст ее рано или поздно, нет нужды делать это еще больнее. Нужно было идти, а ноги будто приросли к полу. Ему хотелось еще чуть-чуть постоять вот так, послушать ее голос, ее песню.

If our love is tragedy, why are you, my remedy?

If our love’s insanity, why are you, my clarity?

Смысл слов доходил до абсурдного медленно, он отошел от двери и бессмысленно двинулся по коридору, а в ушах звенела мелодия и голос сестры.

Почему она выбрала эту песню? Песня была про любовь. Трагичную, безумную, и это так отражало все то, что он чувствовал.

«Это случайность. Просто, например, это ее любимая песня. Может, это единственная песня, которую она знает», — вяло подсказал ему здравый смысл, который стремительно терял свой вес.

Фобос облокотился лбом о сырую стену. Перед глазами стояла Элион с вечно растрепанными косами. Наивная, милая Элион.

А, если все то, о чем он грезил во снах, осуществится? Элион может принадлежать ему, засыпать в его кровати и просыпаться с ним по утрам. Элион может целовать его и обвивать тонкими руками его шею, взъерошивая волосы, смеясь без видимых на то причин и заставляя улыбку тронуть его тонкие бледные губы. Она может заполнить пустоту у него внутри.