– Я пойду, – сказала Кира, нарушив гнетущую тишину. Она придвинулась к Юре и взяла его руку в свои. – Ты рисуешь, а для этого нужно видеть.
– Слепые мультики слушают, поэтому рисовать не обязательно, – попытался пошутить Юра, но обстановка к веселью не располагала. – Кир, я…
– Нет! Хочешь подерёмся. Страдать из-за меня я не позволю! Мне не нужна жертвенность!
Заметив, как по её щекам потекли слёзы, Юра тут же крепко обнял Киру.
– Не надо мне уступать… Пожалуйста, не надо. Я не вынесу… – повторяла она, а её плечи сотрясались от плача.
Юра успокаивал Киру почти час, пока та не согласилась лечь спать. Он пообещал ей не засиживаться, ничего не предпринимать, и впервые солгал ей. Когда счётчик часов на мультифоне обнулился, а пятно от Кириных слёз на футболке высохло, Юра достал из кармана джинсовки купленные неделю назад глазные капли и ушёл на кухню. Он уже всё решил, давно взвесил себя, измерил и обнаружил собственную лёгкость. Киру же Юра считал более достойной. В конце концов, он всегда был слеп к устройству мира, а она видела суть вещей. Прозревший слепец неровня зрячему от рождения, ведь того не удивляют и не впечатляют самые обыкновенные вещи.
Юра поставил маленький стеклянный пузырёк на стол. Грани колпачка рассыпали вокруг радужные отблески, словно позволяя в последний раз насладиться чем-то красивым. Собирая волю в кулак, Юра сделал глубокий вдох и бросил короткий взгляд на притаившегося на окне огромного комара. «Ты достаточно мялся в своей жизни», – твёрдо сказал он про себя и вылил кислоту в глаза. За болью пришла пустота. Фильм резко оборвался, экран погас, однако никто не торопился включить в тёмном зале свет, да и никогда уже не включит. Юру заточили там без права освободиться до самой смерти. И кухня, и квартира, и целый мир перестали для него существовать, хотя и остались на своих местах.
Реакция Киры разбила ему сердце. Захлёбываясь в рыданиях, она выла, как раненая волчица. От его прикосновений её передёргивало. Оплакивания Юриной жертвы стало для Киры важней, чем он сам. В их отношениях появился третий – скорбь.
– Ты даже не рассматривал другие варианты, просто бездумно бросился на амбразуру, – одним вечером в сердцах заявила Кира. – А мы могли бы поселиться в маленьком городке в Якутии или в Сибири. Там бы до нас не добрались.
– Я не хочу спиваться от скуки в какой-то глуши.
– А что, хочешь встроиться в систему? До сих пор не отказался от амбиций?
– Зачем ты передёргиваешь? Сама же постоянно тыкала меня носом в мою инертность. И вот я изменился, совершил настоящий поступок, а ты ненавидишь меня за это.
– Считай меня лицемеркой, если угодно. Я просто ценю тебя больше, чем ты сам. Ты делал искусство, и отрёкся от него ради мнимого удобства. По щелчку растратил себя за право гордо носить ярмо на шее.
– Я сделал это ради тебя.
– Ты уверен?
– Да! – вскричал Юра, но, кажется, Кира ему не поверила.
Тем же вечером она собрала вещи и вновь уехала в родной город, на сей раз навсегда. Юра ещё долго мучался бессонницей, ощущая себя слишком маленьким для старого дивана. Он часто обманывался, слыша шорохи, представлял, как Кира украдкой на цыпочках возвращается и бросается ему на шею. В реальности же Кира исчезла, не писала, не звонила. Юра знал, что она жива лишь по голосовым уведомлениям о её онлайне то тут, то там. «Я бы с ней так не поступил», – думал Юра, но моральное превосходство не давало ни счастья, ни облегчения. Какая разница, плохой Кира человек или нет, если он любит её?
Сбежав от печалей в работу, Юра постепенно привык и к слепоте, и к одиночеству. Он вернулся в зону комфорта, где никто не спешил с хлёстким лозунгом вырвать из груди горящее сердце. Бешеный темп мегаполиса подарил ему спокойствие. Дом – работа. Работа – дом. И никаких рассуждений о далёкой политике или гневных тирад о несправедливости.
– Ты постоянно занят, как я тебе не позвоню, – обиженно жаловалась мама по телефону. – Шумно у тебя там. Домой едешь?
– Да, вот сел на поезд.
– Повезло мне выцепить наконец тебя в свободное время. – Она коротко хохотнула. – Как ты, сынок? Как дела? Как Кира?
– Я в порядке, на счёт Киры не знаю. Она меня бросила в прошлом месяце.
– Ну и дура. А я всегда говорила, что у неё ветер в голове. Знала я одну такую же. Рассказывала, как надо жить, нос от всего воротила, принципиальная. Устроилась ко мне в магазин сменщицей, сразу же стала требовать прибавки. Я ей: «Деточка, бери, что дают». А она глаза округлила и отвечает: «Мало же за двенадцать часов смены». Понимаешь, сынок? Она, видите ли, хотела достойной зарплаты, ну, и уволилась через пару дней. Вот и Кира твоя тоже не умеет принимать всё, как есть. Не умеет смиряться. Никакой гибкости, а так и сломаться легко. Но ничего. Кто-то учится сложным путём и на своих ошибках. Я рада, что ты у меня умничка. Да, поерепенился немного, но избавился от глаз и нашёл себе хорошую должность. Горжусь тобой.