– Ну что, это и вправду было пиво?
– Пока не знаю, но струя – то что нужно. Ха-ха-ха, – простодушно рассмеялась и, тут же посерьезнев, озабочено произнесла: – Курить хочу.
Парень вновь было затянул свою назойливую песнь, предлагая заправиться и мне. Пришлось остановить его холодным «спасибо».
Я достал свой темно-синий «Пэл-Мэл», зажигалку. Выщелкнул ей сигарету. Рита прикурила, взяла пачку из моих рук, поднесла к глазам синим торцом.
– Хм, мой любимый – дип блюю-ю-ю-ю, – задумчиво выдохнула табачную протоплазму. Глянула на меня. – Сто лет не курила… А какой цвет твой?
– Мой? Ну, не знаю… зеленый, – пожал я плечами.
– Сквозистый, как изумруд? Хаки? Может, болотный? – В голосе мелькнуло что-то насмешливо-дразнящее.
– Хм, сквозистый, как изумруд, – звучит.
– Зеленый ни о чем. – Она брезгливо сбила пепел, словно приговор – окончательный. Покрутила пачку в руках. Некоторое время мы сидели молча. Она жадно затягивалась, будто и вправду дорвалась до курева после длительного воздержания. Смотрела отрешенным, потусторонним взглядом куда-то в зал, не замечая меня, словно рядом и нет никого, а она сидит в полном одиночестве и дымит, погруженная в свои мысли. Вещь в себе, живое воплощение. Одно удовольствие было за ней наблюдать.
– Знаешь, вчера рассматривала лицо спящего ребенка, – не выходя из транса проговорила Рита. – Так крепко взрослые не умеют… Только голова коснулась подушки – приложил ладошку к щеке, – словно провалился. Взрослые мало что умеют крепко. Лучше уж так однажды заснуть, не видеть ни-че-го, чем… – помрачнела, не договорив, сделала затяжку. – Но бывает, дети меня нервируют. С тобой такое случается? – глянула как-то растерянно-виновато.
– Иногда они действительно невыносимы. Сужу по своему племяннику. Ну, это ж дети, что с них взять. – «Как и с некоторых девиц», – хотел было добавить, но промолчал.
Холодно улыбнулась, будто угадала недосказанный обрывок фразы, глянула на часики. Повисла неловкая пауза… Или мне показалось? «Только не молчать, – мелькнуло в голове, – иначе упорхнет».
– Учишься? – выскочил дурацкий вопрос, как всегда в такие натянутые секунды.
– Ага, слушать шум. Тут очень хороший шум. Музыка, этот птичий гам, гудящий кондиционер. Люблю этот столик. Прихожу иногда, слушаю этот шум… тише ничего нет.
Я не верил ушам. Кажется, это называется родственные души. Или секрет динамической тишины пошел по рукам?
– Правда, всякие отвлекают, – с иронично-тусклой улыбкой продолжила Рита. – Ведь у девушки неплохая фигура, – коснулась моей руки под столиком, улыбнулась уже как-то делано, – очень хорошие гладкие ножки, нежная кожа… так бы сама себя отымела… Ха-ха-ха! – Конвульсивный смех сбил пепел с ее сигареты. Насмешливо посмотрела и тут же мягко проговорила: – Не супься, ты другой. Возьми мне еще выпить и не сиди букой.
Я некоторое время переваривал услышанное. Что это? Подкол или своеобразное предложение? Наверное, мне хотелось ее, даже, скорее всего, хотелось, но так, чтобы не она подвела меня за ручку к этому, а я сам, на свой манер. Мне показалось, еще грамм спиртного, и Рита пойдет вразнос.
– Ты слышишь, я пива хочу. – В ее голосе ощущалось глухое раздражение.
Я сделал заказ обносившему столики официанту. Тот принес большую граненую кружку с пенной пробкой. Рита залпом осушила треть, опять икнула.
– Угорек, у тебя никогда не возникало желания выкинуть в людном месте что-нибудь до крайности непристойное? Меня подобные мысли осаждают, как настырные оводы. Давай учудим что-нибудь? Ты же спец по заполнению пустот, а?
Я посмотрел ей в глаза. Янтарь наливался смородинной чернотой, и только искорки, как бесята, в зрачках плясали.
– Например?
– Снова за свою ширмочку – «например». Например, то, что ты сейчас представляешь, но чему не даешь волю. Смотри, – куцо затянулась и неожиданно фуганула дымящийся окурок в толпу. Хабарик, кувыркаясь, пошел шарашиться по головам тусовщиков, рассыпая жидкие искры. Рита уткнулась мне в плечо и залилась судорожным смехом.
Размеренный клубный гвалт резанули крики. Несколько пар глаз устремились в мою сторону. Глаз становилось все больше, они с любопытством и негодованием смотрели на меня; я же бестолково смотрел на них. В какое-то мгновение я понял, что люди напротив почему-то хихикают, удивленно рассматривая нечто за моей спиной, а некоторые принялись восторженно вскидывать руки и улюлюкать. И тут же сзади раздались непонятные стоны. Я обернулся и увидел набухшие темные соски: задрав кофточку, Рита дразняще оглаживала свои маленькие груди и с каким-то вызовом и сумасшедшинкой во взгляде смотрела на гудящую толпу. Я встал, сгробастал ее в охапку и потащил из зала.
– У черного входа двое! Они могут рассказать о черной дыре, ха-ха-ха!
– Ну ты и надралась.
– Отпусти меня! Я сказала, убери лапы!
– Непременно!
– Убери чертовы лапы! – Она принялась вырываться.
– Никогда не мешай молоко с пивом! – Сжав ее еще крепче, я насилу выволок ее из зала и прислонил к стенке.
– Лапы! – рыкнула Рита.
– Остынь!
– Этим трупам не хватает огня!
– Прометей в юбке с трассирующим бычком вместо факела!
– И тебе тоже, мозгляк!
Повисла тишина, казалось, что и музыка смолкла.
– Мне надо в туалет. – Она зло зыркнула исподлобья.
– Хорошо, я тебя подожду.
В ответ она удивленно посмотрела, будто говоря: «Да ты придурок еще хлеще меня», – дунула на свою растрепанную челку.
– Ладно, только иди обратно, – одернула кофточку и заковыляла прочь на своих шпильках, безбожно вихляя налитыми хмелем изгибами.
Я вернулся за столик. Удивленных глаз уже не было. Все та же праздная вереница лиц. Все тот же монотонный рой голосов. О самодеятельном стриптизе, похоже, все уже забыли. Я сидел, дожидаясь ее, и думал, что, по-видимому, я действительно редкостный кретин. Поставь передо мной на выбор сотню девиц, непременно остановлюсь на самой пропащей. Сколько себя помню, всегда везло на непутевых и сумасбродных. Одна любила разгуливать по карнизу девятиэтажки, другая под предлогом похорон родственников таскалась по мужикам. Смешно вспомнить, в год нашего знакомства у нее померло какое-то фантастическое количество родни. Я плюнул на все, когда она в который раз отправилась на похороны мамы. Вот и сейчас, как козлик на привязи, сижу и жду очередную сбрендившую оторву, у которой разряд по выкручиванию жил. Крепкая это веревочка. Похоть, конечно, тоже, но, возможно, она и права – остывшим действительно не хватает того безрассудного огня, что у нее в избытке.
Прошло минут десять, Рита не появлялась. Я поймал себя на мысли, что уже скучаю по этой ненормальной. Решил – жду еще пять минут и отправляюсь искать. Даже засек по часам. Не истекло и минуты, встал и двинулся к туалету. Еще несколько минут ожидания у двери с буквой «L». Безрезультатно. Моей сумасшедшей как не бывало. Выкурив сигарету, я поднялся на второй этаж, попутно высматривая девушку. И след простыл. На третьем та же картина. Ушла. Дернула молочишка с пивом, затушила о чью-то голову окурок и отправилась восвояси. Я побрел в сторону амфитеатра через танцзал. Шел, продираясь сквозь толпу, высматривал ее и наконец-таки увидел. В темном углу янтарноокую тискал какой-то молодящийся старпер, из тех охотников за сорок, что шакалят по клубам в поисках свежего мяса. Луч лазера, словно готовясь к лоботомии, колыхал пух на его лысине. Экстатично прикрыв глаза, Рита обвила старика ногой. Заголив девичью ляжку, тот нетерпеливо шерудил в ее фосфоресцирующе-белых трусиках. Угольный мрак за их спинами то шевелился, словно клубок змей, то зиял неподвижной, сосущей дырой. Я стоял и чувствовал, как внутри меня растекается едкая горечь, наливая тело неимоверной усталостью. Потом неожиданно из мрака дыры потянуло сыростью и сладковатым запахом тлена.