— А помнишь, как я полез на дерево воздушного змея снимать, упал, а ты мне царапины йодом мазала?
Глава 4
Итак, Леха знал пароль и воспользовался им безошибочно. Но ему, как и многим другим, изменило чувство меры. А ведь поговорке «Лучшее — враг хорошего» не одна сотня лет. Вот и Леха, используя воспоминания о детской дружбе, без особого труда уговорил меня помочь в расследовании. Ну и достаточно, говори спасибо, допивай кофе и уходи. Так нет, нужно меня посильнее к себе привязать. А как это проще всего сделать, если он — молодой красивый мужик, овеянный горькой славой героя, а я — одинокая женщина, брошенная мужем. Ответ прост и незамысловат. И в девяносто девяти случаях из ста — верен. Но я-то, как назло, принадлежу к сотому. И секс не привязывает меня к мужчине, а освобождает. Единственным исключением был мой муж. Его рассеянность, взгляд, обращенный внутрь, небрежный жест, которым он откидывал волосы со лба, его мысли, струйками воды текущие сквозь мои жадные пальцы, — я понимала, о чем он говорит, но тайна рождения мира, который он рисовал передо мной, так и оставалась для меня тайной. Мы получали одинаковые оценки на экзамене, читали одинаковые книги, вместе защищали диссертации, тем не менее я всегда ощущала себя на шаг, а то и на два позади. Он мог преспокойно поднять голову от раковины, куда чистил картошку, пока я резала мясо, улыбнуться в мою сторону и сказать: «Я вот сейчас подумал — граница между добром и злом проходит внутри нас, и проводим ее мы сами», — и вернуться к картошке. А мне оставалось лишь злиться — я в это время думала, что говядина старая и отбивные получатся жесткими, и нужно будет их смазать майонезом и поставить в духовку. Не знаю, как скоро я начала бы ненавидеть мужа за годы, потраченные в попытке прожить его жизнь, судьба распорядилась иначе.
Но не буду отвлекаться, лучше подумаю, какую игру затеял Леха. Хотя нет, об этом я тоже думать не буду. Глупо решать логические задачи, когда молодой и красивый мужчина так нежно целует мои губы. Лучше закрыть глаза и откинуться назад, пусть его сильные руки подпирают мою спину…
А утром проснулась моя способность к логическому мышлению. Освободившись от сентиментальных воспоминаний и чувственных удовольствий, я позавтракала цинизмом и задала себе несколько малоприятных вопросов: «Какую такую рыбу вознамерился изловить лейтенант Леха, используя в качестве наживки сказку про маньяка?» и «Неужели он меня совсем за дурочку держит?» Ну что ж, постараюсь найти ответы.
Очень умная я была, когда звонила в больничную дверь. Не учла только, что, кроме поисков маньяка и распутывания Лехиной интриги, мне придется еще мыть полы, выносить горшки, сопровождать юных дебилов в туалет и — самое ужасное — общаться со здешним персоналом. Сюрпризы начались сразу: мне открыли только после третьего звонка. В крохотной приемной вдоль обшарпанных стен стояли покосившиеся стулья, дверь, ведущая в глубь больницы, была, как и окна, снабжена решеткой, а старшая медсестра, которая в этой двери появилась, как две капли воды походила на мою первую учительницу: безупречный внешний вид и взгляд, старательно выискивающий недостатки. Я сразу вскочила с покосившегося стула и четко — первая ученица в классе — оттарабанила легенду. Потом протянула новенькую медицинскую книжку — результат тетиного звонка в санэпидемстанцию. Величественная дама кивнула мне головой и пригласила в свой кабинет, где я повторила жалостливую историю о больной родственнице, за которой я, приехав из Москвы, преданно ухаживаю (а она, зараза, никак не хочет помирать и к тому же ужасная скряга). Поэтому мне нужно подработать на повседневные расходы. Маленький штрих: во время разговора пожилая дама сидела за столом, а я стояла перед ней, вытянув руки, — ученик у доски. Но я недаром была любимицей учителей, за сегодняшнее изложение мне поставили отлично: Анна Кузьминична полезла в стол, достала белый лист и продиктовала мне заявление о приеме на работу. Потом отправилась за подписью к заведующей. А я, как робкая, но очень любопытная ученица, потянулась потихонечку за ней.
Кабинет заведующей занимал большую и — по сравнению с приемной — уютную комнату со всеми прилагающимися атрибутами: письменный стол со сломанным компьютером, полированная стенка, дерматиновый диван, разномастные стулья и признаки утреннего чаепития. Заведующая сидела за столом. Ее спокойствие в сочетании с ленью приятно контрастировало с деловитой суетливостью старшей медсестры. И она единственная кивнула в ответ на мое робкое «здрасте». Кроме заведующей в кабинете находились еще трое, и все они дружно меня проигнорировали. Молодая девушка на диване внимательно разглядывала свою чашку, стройная дама постбальзаковских лет что-то писала в истории болезни, а невысокий тридцатилетний мужчина прервал на полуслове свой рассказ и смотрел в окно, дожидаясь, когда мы уйдем. И никто не предложил нам сесть, а уж тем более — выпить кофе. Я еле сдержалась, чтобы не преподать им урок хороших манер, но зарубочку в душе оставила.