— Мисс Ор, вы напрасно пачкаете свое обворожительное платье на этом грязном полу…
Она пожала плечами:
— Как любят киноактрисы мелодраму…
Затем несколько иным голосом сказала, глядя на этот раз в безжизненные глаза Анны Ор:
— Мисс, мы должны быть беспощадны к такого рода преступлениям. Этого ждет от нас весь культурный мир… Ибо, если мы не будем карать этого, мы, представители руководящих классов Европы — эти варвары и насильники уничтожат все, что мы создали…
Выдержав паузу, она сказала, глядя в мертвое лицо Анны Ор зеленоватыми прозрачными глазами:
— Простите, я должна готовиться к отъезду…
И она повернулась, легко и гибко, к оставленному саквояжу…
Через секунду Анна Ор поднялась с колен и медленно вышла…
Она аккуратно закрыла за собой дверь и, закрывая ее, услышала музыкальный смех леди Эдит…
Анна Ор медленно сошла по лестнице вниз и вышла на тротуар…
Но, сев в пролетку, она сказала адрес таким голосом, что извозчик, испуганно оглянувшись, стал хлестать лошадь: пролетка понеслась…
Анна Ор постучала в дверь Казарина громко и четко… Через секунду молчания голос Казарина, как всегда спокойно, ответил:
— Кто?..
Анна Ор раскрыла дверь и вошла. Это был ее второй визит к Казарину.
Он посмотрел на нее своими холодными глазами и ничего не сказал…
Мертвым голосом, совершенно чужим голосом Анна Ор сказала:
— Бегите… Бегите…
Опустившись в кресло, она сказала тихо:
— Через полчаса будет поздно…
Казарин не расспрашивал… Он наклонился над ней и с неожиданной теплотой спросил:
— А вы…
Губы Анны Ор опять зашевелились беззвучно… Овладев собой, она сказала:
— Меня не тронут…
Казарин стоял, глядя на эту женщину, похожую на труп… И он сделал в этот момент то, что меньше всего можно было ожидать от этого стального человека, от человека, воля которого была сильней всего, что может вынести обыкновенное человеческое тело: Казарин наклонился над Анной Ор и прикоснулся губами к холодному лбу женщины…
Анна Ор закрыла глаза…
Когда она открыла их — никого в комнате не было: Казарин исчез бесшумно, как тень… На диване валялась шинель с погонами поручика, на письменном столе лежали в беспорядке бумаги…
Анна Ор медленно поднялась и вышла… Она ехала на извозчике, сидя прямо как манекен из модного магазина…
Ее мертвенно-бледное лицо резко выделялось на темном меху… И когда она сошла с пролетки, извозчик, взглянув на это лицо, сказал упавшим голосом:
— Платить не надо, не возьму…
Он хлестнул лошадь и поспешно отъехал…
Анна Ор упала ничком на диван и пролежала неподвижно до утра…
Леди Элит, стоя на палубе «Адмирабля», трубы которого уже дымились, сказала провожавшему ее полковнику Гавварду:
— Я надеюсь видеть вас, сэр, в Константинополе… Полковник Гаввард ответил, оглянувшись на Маршана:
— Я думаю, миледи, через несколько дней быть в Константинополе…
С лисьей улыбкой Маршан добавил:
— Миледи увидит нас всех через несколько дней… Наша ставка, миледи, бита…
Леди Эдит посмотрела на него пристально и выпрямилась.
— Полковник Маршан, я надеюсь, что это ненадолго…
Маршан не ответил… Он хотел сказать, что, к сожалению, у французских моряков нашелся общий язык с русскими рабочими, имена Марти и Бадина вертелись на языке полковника Маршана… Но он ничего не сказал…
Помолчав, он добавил:
— Желаю миледи счастливого пути…
Глядя прямо в глаза полковнику Гавварду, леди Эдит сказала тихо и раздельно:
— Сэр, я должна вам сообщить…
Полковник Гаввард ждал…
И, услышав два имени, произнесенные музыкальным голосом миледи, он сказал коротко:
— Мы знаем, миледи…
Свисток боцмана прервал его… Поцеловав руку леди Эдит, полковник Гаввард пошел к трапу… Отходя, он сказал:
— Будет сделано, миледи…
Легкая гичка понесла полковника к берегу… «Адмирабль» загудел сиреной, его винты вспенили зеленоватые волны одесского рейда: «Адмирабль» отходил от берегов Одессы, чтобы больше уже не возвращаться туда…
Леди Эдит стояла на спардеке, облокотясь на перила… Зеленоватыми холодными глазами она глядела, как отходили все дальше пристани, приморский бульвар и линия белых, сверкавших на солнце домов…
Затем она медленно повернулась и пошла по трапу вниз. Сходя, леди Холлстен, не меняя выражения лица, подумала:
— Быть может, к моим, рассказам о приключениях на Востоке я смогу прибавить в лондонском обществе совершенно невероятную вещь: я могу рассказать, что видела настоящую любовь…