— Фазма — она женщина Альфа? — спрашиваю я. — Можно мне как-нибудь с нею поговорить?
Хакс уже открывает рот, чтобы ответить, но его прерывает громкий звук, доносящийся из кухни. Профессор Рен с грохотом ставит тарелку на стол и дырявит меня своим взглядом.
— Фазма оказывает дурное влияние, и вряд ли вообще может быть примером для подражания, — его челюсть напряженно ходит со стороны в сторону, когда Рен начинает раскрывать один из пакетов. — Абсолютно неуместно обсуждать с нею что-то. Хакс отвезет вас домой после того, как мы позавтракаем, и все ваши новые вопросы я сам передам моей матери.
Мне так и хочется ответить, что его мать была пьяна весь вчерашний вечер и это охренеть как далеко от хорошего влияния, но, наверное, нужно просто попозже спросить об этой Фазме у Хакса.
Наконец мы садимся за стол, и я уминаю почти весь свой бургер-сэндвич. Профессор Рен выглядит раздраженным, а Хакс просто сидит и проматывает ленту Твиттера, абсолютно невосприимчивый к неловкому напряжению между мной и моим преподом. Наверняка он привык к тому, какой Кайло нервный. Вечно на взводе, и меня это просто выматывает.
Я отпиваю глоток кофе:
— Ладно, а сколько Фазме лет?
— Около тридцати. Она с Митакой сколько, около года? — Хакс скребет щетину, задумчиво пожевывая губы. — Я напишу ей, узнаю, может, свободна.
— Нет, — обрывает его профессор Рен. — Ты не станешь этого делать.
— Круто, спасибо, — отвечаю я Хаксу, игнорируя Рена, и делаю еще один глоток. — А какая она?
— Крутая. Высокая. Непредсказуема как шальная пуля, еще в колледже была такой. Слишком даже для Рена, — Хакс ржет, и я вижу, как профессор Рен становится ярко-красным. — Хотя он пытался. Но она слишком похожа на его мать.
Рен отталкивается от стола и, шатко поднявшись на ноги, сбегает в свою спальню, а Хакс продолжает смеяться и качать головой.
Я оборачиваюсь вслед Рену.
— Да? Она вся такая Альфа-альфа?
— Ага, срутся как бешеные, когда видят друг друга. Как уксус и вода. Кока-кола и Ментос, — Хакс откусывает от своего бургера и машет им в мою сторону. — Ты ему куда больше подходишь.
Вот теперь краснею уже я:
— Это еще почему? Потому что я слабачка?
— Не слабачка, — отвечает Хакс. — Просто не разъяренная сука с чипом в плече, как большинство Альфа женщин. Без обид. Рен тоже не сильно стереотипный Омега — подожди, вот встретишь как-нибудь Митаку — так что вы уравновешиваете друг друга. Гармония, типа того. И Рен боится, что она испортит тебя и ты тоже захочешь поиметь его в задницу, ну или что-то в этом роде.
— Да что с вами всеми такое и этими задницами? Базин тоже об этом говорила! Неужели все так повернуты на этом?
Он хмыкает, кивая:
— Спросишь Фазму. Она выложит тебе все самые стремные подробности.
Боже. Не думаю, что мне хочется трахать кого-то в задницу. С чего мне должно хотеться этого?
Профессор Рен возвращается из спальни с аккуратно сложенным комплектом одежды, предлагая его мне на расстоянии вытянутой руки. Я беру и бормочу сдавленное спасибо.
Черная классическая рубашка и спортивные штаны, все его — да я утону в этом. Но, наверное, лучше, чем платье.
— Фазма будет здесь завтра, Рей, — говорит Хакс спокойно. — Хочешь потусоваться до этого времени?
— Эм-м-м, — я смотрю на Кайло. — Я могу попросить Финна подбросить меня обратно.
— Не, можешь остаться тут, — Хакс ухмыляется, закидывая жевательную резинку в рот, и напрочь игнорирует смертельный взгляд Рена. — Хочешь, прошвырнемся к Таргету и подберем тебе что-нибудь чистое и по размеру?
— Я пойду, — обрывает его профессор Рен и тыкает пальцем в Хакса, остановив буквально в дюйме от его лица. — И ты идешь со мной. Рей нельзя быть на виду, где нас могут застать вместе, и еще я тебе не доверяю, Армитаж.
Он поднимает руки над головой и встает, будто его сейчас в тюрьму забирать собрались. Эм… Ну…
Я прочищаю горло:
— У меня нет… денег. С собой. И еще… может быть, мне стоит выбрать себе… нижнее белье?
— Хакс гей, он выберет, — отрезает профессор Рен.
— Вообще-то это немного оскорбительно, но так и быть, — Хакс пожимает плечами, закидывая за спину куртку, и бросает на меня взгляд. — Знаешь, не думаю, что кто-то из наших узнает ее, Рен. А если она останется тут, то вся квартира снова пропахнет ею. Ты же этого не хочешь, а?
Профессор Рен хватает его за ворот рубашки и тащит за собой к двери, а Хакс просто ржет — теперь понятно, как он поладил с По — спотыкаясь на ходу. У меня все еще остается парочка вопросов о том, что вообще происходит, и я поднимаю в воздух палец, пытаясь привлечь внимание. Будь Альфой. Будь Альфой.
— Извините, — жалобно начинаю я, — но у меня пара вопросов…
— Закройте окна, — выпаливает профессор. — Не впускайте сюда никого и никуда не выходите.
Они уходят, оставив меня одну за столом.
Проходит пара минут прежде, чем я все же встаю, убираю со стола и мою тарелки, а затем иду в ванную, чтобы переодеться. Приму душ вечером, если разрешат.
Под раковиной стоит контейнер для использованных шприцов. Наверное, это для лепролайда. Я пялюсь на него, наверное, с минуту, а затем закрываю дверцу и выключаю свет.
Через несколько минут мне приходит сообщение от профессора Рена, спрашивающее, какой у меня размер, и я иронично отвечаю «маленький, если вы не заметили». После этого он больше ничего не пишет, и я слоняюсь по квартире, закрывая везде окна и вздрагивая от холода. Все его попытки избавиться от моего запаха пошли насмарку, и я снова в его ловушке. Боже, ну почему он такой противоречивый, это так выматывает.
Последнее окно в спальне. Я закрываю его и задерживаюсь, разглядывая лаконичную, самую обычную мебель и запертую гардеробную. Уверена, он сложил одеяла и вернул все на свои места.
Сейчас темно-серая постель аккуратно застелена. Я иду к прикроватной тумбочке и, осмотревшись поверх, лезу в верхний ящик. Ничего кроме бутылочки с мелатонином, перекатывающейся по днищу.
Хммм.
Я закрываю тумбочку и опускаюсь на колени, заглядывая под кровать. Там стоит какая-то коробка, и в памяти всплывает мимолетный комментарий Леи о том, что Кайло делал какие-то коробочки, когда был ребенком. Я тянусь туда, забирая ее. Забавно, что она сплетена из лозы, но на ручке есть замок.
К счастью для меня, я знаю, как взламывать дешевые замки.
Я нахожу скрепку на столе и принимаюсь за работу. Да, это занимает какое-то время, но наконец замок поддается, и я быстро оглядываюсь через плечо, чтобы убедиться, что меня не застукают на месте преступления. А потом откладываю замок и заглядываю внутрь.
Там лежат маленькие кусочки ткани, насыщенные запахом так сильно, что у меня в глазах начинает двоиться. Нёбо щекочет и я раздраженно стону, чувствуя, как снова лезут клыки. Дерьмо. Ну какого хрена. Разница между запахами на кусочках ткани почти незаметна, может, они из разных возрастов или привязаны к разным эмоциям, но пахнет так одуряюще сильно, что я не могу понять.
Еще я нахожу там запечатанное письмо, которое боюсь вскрывать, и два сломанных регистрационных браслета. На одном его настоящее имя и выглядит он поновее, а второй маленький, явно предназначенный для ребенка.
Я нерешительно беру его. Такой тяжелый и весь потемнел со временем, он сломан в середине цепочки, где когда-то совсем юный профессор Рен решился пойти на это преступление с помощью кусачек. Я провожу подушечкой большого пальца по цифрам, и внезапно меня охватывает гнев, из-за которого серебряный браслет весь становится красным. Кто в своем уме решился сделать больно маленькому ребенку? Как это может быть законным? Почему людей наказывают только за их существование?
Ярость переплавляется в горе, накрывающее меня с головой, и я начинаю рыдать. Вот, что ждет меня до конца жизни. Вот оно.
И мне так жаль его, всю тяжесть, что он вынужден нести в себе. Они сделали это с ним, когда он был всего лишь маленьким испуганным ребенком, и вот во что это превратило его сейчас. Он травмирован, и я не знаю, смогу ли хоть как-то помочь ему.