Ход времени я замечал по кормлениям и, как мог долго, отгонял от себя мысли об аварии. Но в конце концов пришлось думать и об этом.
Живы ли родители? Может быть, мы лежим на койках, стоящих совсем рядом, или… Если они живы, каково их состояние? Как у меня? Я снова и снова прокручивал в памяти катастрофу. Может быть я пострадал меньше, потому что сидел на заднем сиденье? Или наоборот — машина перевернулась, и мне досталось больше всех?..
Совершенно невыносимые болезненные фантазии, когда невозможно узнать точно, как обстоят дела. Но сделать я ничего не мог и постоянно искал, чем бы еще занять свои мысли. Вспоминал о колледже, об экзаменах, которые наверняка пропущу, — возможно, уже пропустил. По минутам восстанавливал в памяти какой-нибудь самый обычный день из студенческой жизни, пытаясь вспомнить всех, кого я знал в колледже. Старался до последней мелочи припомнить расположение предметов, что находились у меня в комнате. Самые лучшие лекции, что я слышал, книги, которые читал…
Я придумывал для себя игры и играл в них до бесконечности. Дошло до того, что я научился сохранять в памяти все положения фигур на шахматной доске, но без настоящего противника игра не доставляла особого удовольствия…
И когда я уставал от всего этого, когда воображение ничего больше не могло подсказать, а спасительный сон не приходил и не приходил, мне начинало казаться, что лучше бы я умер. Раз я почти ничего не чувствую во всем теле, скорее всего поврежден спинной мозг или даже головной. Я понимал, что ничем хорошим это не кончится, если только скоро ко мне не начнут возвращаться хотя бы какие-то ощущения. Иногда от боли голова просто раскалывалась, и я с сожалением вспоминал о тех первых днях, когда меня накачивали лекарствами или наркотиками, от которых мне становилось абсолютно все равно. А временами у меня возникал вопрос, не схожу ли я постепенно с ума? Или, может, уже сошел?
Я пытался говорить. Слышу ли я свою речь или нет — не столь важно. Главное, чтобы меня услышал кто-нибудь еще. Один раз я начал повторять фразу «у меня болит голова» снова и снова. На самом деле голова не болела, но кто-то, должно быть, услышал, ввел мне сильное обезболивающее, и я опять «уплыл».
Эту хитрость я пытался применять довольно часто, но сработала она несколько раз. Видимо, они сообразили, в чем тут дело. Однако у меня возникла новая идея.
Почувствовав в очередной раз у себя на лбу чью-то руку, я попытался сказать:
— Подождите. Я в больнице? Если «да», надавите один раз, если «нет» два.
Одно прикосновение кончиками пальцев.
— А мои родители? — спросил я. — Они живы?
Ответ последовал не сразу, но по замешательству врача я и так понял, каков он будет. После этого я ушел в себя, замкнулся. Возможно, на какое-то время даже потерял рассудок.
Позже — возможно, спустя несколько дней — справился с собой и попробовал заговорить вновь. Почувствовав на лбу руку, которую уже долго игнорировал, я спросил:
— У меня разорван спинной мозг?
Два касания.
— Но поврежден?
Одно касание.
— Я поправлюсь?
Без ответа. Видимо, неверный вопрос.
— Есть шанс, что я поправлюсь?
Неуверенное касание. Не очень обнадеживающее.
— Глаза у меня повреждены?
Два касания.
— А мозг?
Одно.
— Это излечимо?
Без ответа.
— Операция мне поможет?
Без ответа. Неужели они ушли? Может быть…
— Мне уже сделали операцию?
Одно касание.
— Когда будет известно, насколько она успешна?
Без ответа.
— Черт! — произнес я и снова ушел в себя.
Спрашивать ни о чем не хотелось — ответы на те вопросы, что волновали меня больше всего, я уже получил. Позже я много раз чувствовал руку на лбу, но просто не знал, о чем спросить.
Последовало несколько долгих периодов, во время которых я, видимо, терял психическое равновесие; периодов, заполненных дикими, похожими на сны видениями, которые на самом деле были не снами, а какими-то бредовыми странствиями ума. Между этими периодами ко мне возвращалась способность мыслить нормально, и в один из последних таких периодов я решил попытаться сохранить свой разум. Зачем — я до сих пор не уверен. Может быть, само это решение было решением безумца. Иногда мне казалось, что будет лучше, если я потеряю всякое представление о причинности, всякое рациональное понимание себя. И все же я решил попытаться выстоять против надвигающегося хаоса.