Тут же, в центральном, Юрию вручается подарок - пластиковый мешочек с банкой компота, печеньем, шоколадом. К обеду он получает торт, изготовленный коками, и деликатес - персональную жареную картошку! И еще один сюрприз ждал сегодян старшего матроса - баяниста, певца, любимца всего экипажа, - из динамика донесся бесконечно родной материнский голос: "Здравствуй, сынок..." Заботами заместителя командира по политчасти еще перед походом был запрошен и получен от матери Юрия рулончик драгоценной пленки. Легко понять, что чувствовал сам именинник, да и любой из моряков-подводников, слушая женский голос, ставший для экипажа в эти минуты голосом матери-Родины.
Многие моряки-подводники отпраздновали свой день рождения в океане. Лучшее, что имел, дарил корабль своим именинникам, и главное - свое искреннее дружеское внимание и заботу. Звучали записанные на пленку голоса близких, и детские голосишки трогали не только отцов - каждый подводника особенно ясно понимал в эти минуты, что он находится в океане ради спокойного, безоблачного счастья всех людей великой страны. ...Столы были накрыты, как обычно, во всех жилых отсеках, но сели за них вперемежку матросы, офицеры, старшины. В двух отсеках стояли чудом попавшие сюда елки, украшенные с чисто морской смекалкой всем, что нашлось в чемоданах. Поблескивали на ветках гирлянды, сделанные из оплетки кабеля, и снег из ваты индивидуальных пакетов был очень похож на настоящий.
И вот сошлись стрелки часов. Через тысячекилометровые расстояния, через шумы, трески и разноязычную речь пробились в отсечные динамики спокойные и такие родные звуки - над заснеженными голубыми елями, над древними и вечными стенами Кремля били куранты...
И сдвинулись над узкими столами кружки со штатным подводным "цинандали" - члены братской семьи-экипажа поздравляли друг друга со вступлением в Новый год.
По всем отсекам прошел командир, поздравив каждого с праздником. И люди, сидящие в рубках, стоящие у станций, на боевых постах, взаимно желали друг другу и своему командиру успеха, здоровья и счастья - счастья сопричастности к тому великому делу, что делает вся наша страна.
Свободные от вахты веселились, пели песни под баян неугомонного Юрия Завадского. А лодка шла заданным курсом, и при очередном подвсплытии можно было увидеть в перископ, как над темным, лаковым океаном встает месяц почти такой же, как над далекой Россией. Только - рожками вверх...
* * *
Да, каждый дальний поход достоин целой повести. Этот - тем более. И пусть не будут в обиде те, чьи славные дела не названы здесь, - ни одно из них не будет забыто. Главным же мне кажется то, что услышал я в последнием разговоре с Николаем Невским - одним из самых молодых членов экипажа.
- Пришел я на лодку незадолго перед выходом. И вот сразу в такое плавание...
- Ну и как впечатление от океана?
- Отличное! Столько увидеть, узнать, понять за такое время - так ведь не каждому повезет!
- А если снова? И туда же, а то и дальше?
Он негромко, но убежденно говорит:
- Хоть завтра. Мы же - подводники!..
Идет время. И сейчас, когда пишутся эти строки, славный корабль снова, наверное, несет свою вахту далеко от родных берегов, в неведомой точке Мирового океана. Так надо. Подводники охраняют мир.
"Кентавр"
"Здравствуй, мама. У меня все нормально..."
Валька вздыхает, кладет ручку и откидывается назад. Едва слышно скрипит тугая кожа узенького диванчика. В отсеке стоит тишина, которую только подчеркивает доносящееся из-за переборки звонкое постукивание: Серега Рыжов мастерит что-то в соседнем отсеке, благо мотористов - "мотылей", по-корабельному, - в отсеке сейчас нет. От недалекой камбузной плиты, экономно всунутой в отсечную "шхеру", еще тянет теплом и чем-то вкусным. Всего полдня назад лодка пришла с моря и, освеженная большой приборкой, отпустила экипаж в базу. Валька - из невеликого числа оставшейся на корабле вахты.
"Нормально"... Какое уж там "нормально"! С чего все началось? Как там сказал Экзюпери - мы родом из детства? Так, получается...
Да... А ведь, между прочим, с нее, с мамочки, все и началось. С нее! Даже наедине с самим собой Валька не может позволить себе сказать это слово, но оно так и маячит где-то на задворках, - "эгоизм"...
Ох, как же она, мама, берегла свой покой! И, оказывается, самый лучший для того способ - запретить! "Мама, можно в футбол?" - "Это же так грубо пинаться, толкаться. Нет". - "Мама, я пойду на речку?" - "Нет-нет, это опасно!" - "Мама, можно?..." - "Нет - я же так за тебя волнуюсь!" Да, волноваться она не любила...
Вот так оно и шло: ребята играли, купались, дрались, а он, "Лерик", читал, рисовал и играл в зоологическое лото. Зато уж мамочка была спокойна: ребенок - рядом! Эх, мама, мама!..
Таким он и пришел в школу - "профессором", безнадежно отставшим от одноклассников в их сугубо мужских делах. Приходилось уже сознательно внушать себе: ничего, он покажет себя в ином, более достойном деле! Сейчас Валька с грустью вспоминает, как он, дурак, радовался, получал освобождение от физо. Вот еще: бегать на дистанциях, неизменно приходя последним, неловко швырять грязный мяч, потешая класс, мешком висеть на перекладине - да зачем ему это надо? Ему -чемпиону математических олимпиад, "ходячей энциклопедии", по Наташкиному выражению! И слова сейчас вспоминаются его, Валькины, снисходительно - небрежные: "Сила есть - ума не надо!" Подразумевалось, что он-то, Валерий Сизов, не из тех, кто будет строить свою жизнь напряжением бицепсов, трицепсов и иных многоглавых мышц: чего-чего, а уж того, что называется "серым веществом", у него предостаточно! Да и век-то какой идет двадцатый!
Да... А вышло, что и не хватило его, "вещества". На полбалла не хватило до той заветной цифры, после которой корявый термин "абитуриент" меняется на звонкое слово "студент". Потом был год в какой-то унылой конторе - для стажа! - а весной вдруг грянула для него, для Вальки, лихая, с присвистом, песня: "А для тебя, р-родная, есть почта пол-левая"... В общем, труба позвала! И вот уже на тебе почти что модный ремень с якорем и звездой на бляхе, на зябнущей голове - бескозырка без ленточки, и ты можешь считать себя первым лишь тогда, когда видишь грудь четвертого: "Р-равняйсь! Смир-рна! Для встречи спр-рава!.." И называлась все это - "учебный отряд"...