– Если бы кто-нибудь меня подсадил… – нехотя сказал штурман.
– Зачем тебе самому лезть, – откликнулся бородач, – Гулям все сделает, только покажи, где провести линию?
Небольшого роста, легкий в весе Гулям больше подходил в качестве верхолаза, нежели грузный Зальц. Фалда уговорили быть первой ступенью. Гулям взобрался на плечи супермеха, держа наготове мел, ждал команды специалиста, которому всецело доверял.
– Чуть пониже, – сказал специалист, для пущей важности прищурив один глаз. – Теперь нормально.
Фалд тяжело зашагал вдоль стены. Гулям, прижав мел к стене, не отрывал руку. За ним тянулась волнистая, в такт шагам супермеха, меловая линия.
Теперь концы обеих линий нужно было соединить, чтобы получился квадрат. Фалд пошел вдоль стены, приседая все больше и больше, пока не упал, споткнувшись. Гулям, как кошка, спрыгнул с его плеч и мягко приземлился на обе ноги, обутые в черные тапочки. То же было проделано с другой стороны.
– Этот четырехугольник, – сказал Зальц голосом лектора планетария, показывая на меловые линии, – есть проекция орбиты Солнечной системы на стены тюремной камеры. Естественно, что не Солнечная система вращается вокруг Великой Фрикании… Видимость орбиты создает суточное вращение планеты. Теперь мне надо знать, сколько часов составляют местные сутки?
– 26 часов 30 минут! – ответил Гулям, прыгая на месте от нетерпения.
– Если бы у нас были часы… – безнадежным голосом произнес Зальц.
Гулям метнулся к своей лежанке, но остановился, ударив кулаком по железной стойке нар. Оказалось, что и часы тоже у него отобрали при задержании.
– Шакалы! У-у, шакалы! – оскалив зубы, сверкая глазами, рычал Гулям аль Бабак; очевидно, в его устах это было самым страшным ругательством.
– Ладно, пока обойдемся без часов, – опустив голову, пробормотал Зальц и спросил, когда окно начинает освещаться солнцем, если оно вообще освещается. Гулям ответил, что когда приносят то, что тюремщики называют обедом, первый луч солнца проникает в короб. Обед здесь бывает в два часа ровно. Штурман отметил на линии точку и написал мелом – "2часа".
Опять же с помощью Гуляма и Фалда весь периметр был поделен на 26 частей – положение Солнечной системы, а стало быть и Земли, на каждый час.
"Боже, что я делаю! – чуть не плача, думал штурман. – Если Гулям узнает, что я его дурачу, он меня зарежет. И правильно сделает. Надо было сразу отказаться".
Наконец, титаническая работа была завершена. У Фалда дрожали колени от такой гимнастики, а лошадиное его лицо приобрело еще большую лошадность.
– Когда мы будем знать точное время, – сказал Зальц, – мы легко можем определять, в каком из двадцати шести секторов находится Земля. Угол её восхождения и синусоиду движения относительно плоскости эклиптики…
– В шесть часов заговорит ра-радио! – сказал Гулям, икая от радости и запел на древний ориентальный манер: В шесть часо-о-о-ов! В шесть ча-а-а-со-ов!
Хорнунг, прищурив глаз, приподнял уголок рта. Рулады Гуляма не ласкали слух. Казалось, что некоему коту прищемили в дверях хвост.
– Хорошо бы сейчас поесть, – сказал Фалд, щелкая по-волчьи лошадиными зубами.
Команда "Орла" только сейчас почувствовала зверский голод. С самого утра у них во рту не было хлебной крошки. Капитан вспомнил, что он так и не съел свой завтрак, только выпил стакан апельсинового сока. А ребята и того не глотнули. Так закрутились события.
– К ужину вы опоздали, – сказал Гулям. – Теперь надо ждать утра. Но если вам дороги ваши желудки, Гулям не советует есть тюремную пищу. Отравитесь. Здешние повара – такие шакалы! Гулям заррррэзал бы их, честное слово торговца!
– А что ж мы будем есть? – упавшим от голода голосом, спросил Зальц, большой лакомка.
– С голоду не помрете, это обещает вам Гулям из Мадаса. Он в незаплаченном долгу перед вами. Все, что его, теперь ваше. Питаться вместе будем, – сказал бородач, иногда допуская ошибки в произношении.
Он подбежал к стенному шкафу, выгреб оттуда жестяные банки консервов, вывалил все на стол.
– Вот, тут мясо, а это компот из персислив и виги. Как раз по банке на рыло.
Зальц провел трясущейся рукой по лицу, проверяя, похоже ли оно на рыло, и чуть не укусил себя за палец от голода. Он схватил банку и стал вертеть ее, ища способ открыть. Гулям показал, как это делается: отогнул и дернул за кольцо. Консервы стали само-разогреваться и само-открываться, источая божественный аромат, от которого текли слюнки и сводило скулы. Вдобавок к этому пиршеству запаха в центр натюрморта "Ужин в тюрьме" Гулям выставил вазочку из дерева (другие материалы запрещены) и насыпал туда из большого бумажного кулька черно-коричневых вязко лоснящихся фиников. Еще была зелень. Гулям вспрыснул ее чистой водой из пластиковой бутылки, и зелень ожила, засверкала прохладными росинками.