– Не моя вина в том, что мы расстаемся, – сказал Хорнунг. – Невозможно идти прямо, все время сворачивая в сторону. Всю жизнь под кайфом не проживешь.
– Я виновата, – ответила Верва, бледнея так, что со щек пропали её всегдашние солнечные пятнышки. – С самого начала знала, что счастье будет недолгим. Ведь ты не принадлежишь этому миру.
– Откуда ты это знаешь?
– Но ведь это же видно… Ты ни с кем не дерешься, никого не убиваешь. Ты не рыгаешь за столом, не портишь воздух в комнате, не ревнуешь меня, не бьешь…
– Но ведь это хорошо. Или я не прав?
– Это хорошо, но уж больно странно. Так поступают люди не от мира сего. Наконец, вот еще это…
Верва приласкала мужа, погладила его по голове и что-то хрупкое ему протянула. Это был серебристый волосок, крепившийся к темени Хорнунга, другим концом уходя в бесконечность. Когда Верва касалась рукой серебристого волоска, у капитана возникало ощущение, что трогают его оголенные нервы.
– Что это? – удивленно спросил капитан, весь содрогаясь.
– Твоя Нить Жизни. Если её порвать, ты навсегда останешься здесь…
Хорнунг испугался: мало ли что обиженной жене придет в голову… Но Верва и не думала совершать злодейство. Она раскрыла ладонь и дунула на нее, серебристая нить взлетела, воспарила в небеса, сверкая как воздушная паутинка во дни бабьего лета.
Капитан вздохнул с облегчением, а Верва рассмеялась сквозь слезы:
– Не бойся. Не так-то её легко порвать. Лишь тот это сможет сделать, кто исполняет волю судьбы. Нам же судьба велит расстаться. Прощай, любимый. Иногда я буду приходить к тебе во сне… если только позовешь…
– А как же наш возможный ребенок?
– Этот мир устроен иначе. Здесь не рожают детей, как это происходит у вас… Здесь рожают идею ребенка. Если хочешь, можешь его посмотреть.
Верва потянула Хорнунга в огород и позвала кого-то, сидевшего на грядках с капустой. Отряхивая руки от земляной работы, к ним подошел мальчик. На вид ему было лет шестнадцать. Хорнунг сразу увидел свою схожесть с юношей. Но и от Вервы он унаследовал весьма приметные знаки – летнюю синеву глаз, огненно-рыжие волосы и веселую россыпь веснушек.
– У него есть имя? – спросил обалдевший капитан.
– А как ты хочешь его назвать?
– По имени моего отца. Элзором.
– Пусть будет так. Мы назовем его Элзором Олавом. Элзор, подойди к отцу и попрощайся.
– Мама, я хотел бы проводить отца.
– Хорошо. Возьми из конюшни нашу лошадь и поезжай. Но только до Побережья.
– Спасибо, мамочка! – Элзор, подпрыгивая, убежал в конюшню.
– Вёльд, ты дальше Берега его с собой не бери. А то потеряешь сына.
– Верва, погоди… Я в смятении… Я не могу бросить вас!.. Но и друзей я тоже не могу бросить… И прежнюю жену… Что же мне делать? Я словно запутался в паутине…
– Поступай, как велит долг. Обо мне не беспокойся. Мне будет достаточно, если ты иногда будешь меня вспоминать. А Элзор… Элзор воплотится в твоем будущем ребенке, который родится у тебя… Твоя жена… та, которая тебя ждет, она забеременеет Элзором…
– Ты имеешь в виду мою Марту?! Ох, прости… Но видишь ли дело в чем: она не может забеременеть. Ну в общем, это долго объяснять. Да я и не специалист по женским болезням… Но доктора сказали…
– Она родит, – твердо произнесла Верва.
– Боже! Я ничего не понимаю!
– Потом все поймешь. Только мальчика, который у вас родится, назови Элзором.
5
Лес кончился, и перед глазами конных путников разостлалась ровная, как стол, степь.
– Это поля Гнитахейд, – сказал Элзор, глядя вдаль из-под приставленной козырьком ладони, – а за ними начинается Великий Океан. Нам предстоит долгий путь. Не остановиться ли нам здесь на отдых?
– Хорошо, – ответил Хорнунг, слезая с коня и вынимая ногу из стремя. – Разведем костер…
– А я пока поохочусь. Ты разрешишь, отец?
– Да-да. Только смотри, чтобы лошадь твоя не оступилась в нору суслика, ногу сломает.
– Я буду осторожен! – Элзор ускакал.
Капитан наломал сухого валежника, развел жаркий огонь и стал дожидаться сына. Дожидаючись, думал, как это странно, что сюда, в этот мир идей, он попал практически мгновенно, а выбраться назад, в физический мир, оказалось неимоверно трудно и долго.
И еще он тепло подумал о сыне. Это странное, мистическое чувство – быть отцом кого-то!..
Вдруг ветер донес откуда-то странные звуки. Словно металл бьется о металл. Звонко бьется, отчаянно. Хорнунг вскочил, догадавшись, что дело неладное. Поймал за узду Брудаза, запрыгнул в седло, ноги в стремя – и поскакал на звук сраженья. Уже сомнений не было, сын бился с напавшими на него врагами. Хорнунг на скаку протянул руку к поясу и не удивился, когда ладонь накрыла и сжала ручку меча. Он материализовался тотчас же, едва в нем возникла острая нужда. "Дзынь!" – пропел меч, выскальзывая из ножен. Хорнунг так его и прозвал мысленно. Дзынь был тяжелым, обоюдоострым, длинным, постепенно зауживаясь к концу. Настоящее оружие героев.