Но я была не в порядке. Далеко не в порядке. Но должна верить, что однажды так и будет.
— Ты же знаешь, что если что-то понадобится, то можешь просто попросить. Поговорить или что-то еще.
Я улыбнулась ей.
— Да, знаю. Спасибо, Клара.
— Эй, мы девчонки должны держаться вместе, верно?
Остальная часть моей смены тянулась тяжело. Я не могла дождаться конца дня.
Наконец, после трех, Карина сказала, что я могу идти домой.
Я побрела к машине и опустилась на водительское сиденье. Я просто сидела, глядя на пустую стену ресторана, возле которой, стояла моя машина, глаза застилали слезы, с которыми я постоянно боролась, как будто они стали неотъемлемой частью меня.
Вытерев глаза, я завела машину и выехала на улицу. Вместо того чтобы направиться домой, я повернула к дому родителей, потому что не могла находиться одна в пустой квартире, не была готова полностью отказаться от воспоминаний о Джареде, живущем в этом месте.
Припарковавшись на подъездной дорожке, я вылезла из машины. Было тихо, и воздух был теплый, хотя палящее лето, наконец, прошло. Сглотнув, я заставила себя идти вперед, задаваясь вопросом, будет ли конечным ударом, перешагнуть через порог дома родителей, потому что я не знала, как дальше жить.
Я была разбитой.
Сломленной.
Но сейчас было важно удержать все кусочки вместе.
Постучав один раз, я толкнула дверь, открывая.
— Мам? — позвала я, просунув голову внутрь.
— Эли? — в этот раз, она не была удивлена. Она звучала почти с облегчением.
Я попятилась, когда мама завернула за угол, направившись мне на встречу. Ей хватило одного взгляда, чтобы ее лицо вытянулось.
— Ох, Эли. — Она поспешила ко мне и, не колеблясь, притянула в объятия.
Ее тепло окутало меня, и я зарылась лицом в ее шею. Моя боль выходила вместе с громким, неудержимым рыданием. Часть меня хотела скрыть это от нее, как скрывала на протяжении долгого времени, но я больше не могла сдерживать это.
— Шшш... — бормотала она, поглаживая по волосам и медленно укачивая. — Шшш.
В ее объятиях, я заплакала еще сильнее.
— Мам, — в этом слове было мучение, которое я чувствовала, просьба, чтобы она наконец-то сказала мне, что все будет в порядке. А она ничего этого не знала, понятия не имела, что я переживала. Но я нуждалась в ней.
— Может, пройдем в гостиную, присядем и поговорим? — предложила она.
Я кивнула и, обняв меня за талию для поддержки, она повела нас к дивану. Мама посадила нас, отказываясь отпускать меня. Она прижала меня ближе, и я свернулась у ее бока. Она держала меня, как делала, когда я была маленькой девочкой. В течение длительного времени, она укачивала меня и позволяла плакать в ее рубашку, шепча слова утешения, обещая, что все будет в порядке. Я просто не знала, как это будет. Я была так напугана. Боялась в одиночестве пройти через это.
— Это из-за Гейба? — наконец, спросила она.
Слезы текли по моему лицу, как будто их выход каким-то образом устранит часть боли. Мой рот открылся, когда признание просочилось на свободу.
— Нет, мам, это никак не связано с Гейбом. — Зажмурив глаза, я чувствовала, как внутри меня что-то вырывается на свободу.
Поглаживая меня по спине, она сочувственно вздохнула.
— Я так и думала.
Мне кажется, что она всегда знала, когда я лгу.
— А папа и Август дома? — спросила я, потому что не думала, что смогла бы справиться в присутствии зрителей.
— Нет, милая, здесь только мы вдвоем. Отец повез его на тренировочный сбор. Ты можешь рассказать мне обо всем.
Мне не было стыдно. Тем не менее, было кое-что, о чем я не готова была рассказать. Но я, наконец, сказала его имя.
Я переместилась так, чтобы моя голова была на ее плече, глядя во двор через окно, где всегда был мир и спокойствие, в противовес беспорядку в моем сердце. Покачав головой, я наполнила легкие воздухом.
— Это Джаред, мам.
Это всегда был Джаред.
Воздух между нами сменился от нежного сочувствия к ошеломляющей печали. Его имени было достаточно, чтобы мое сердце сжалось.
Ее голос был грубым, но понимающим.
— Он не просто так был в вашей квартире несколько дней, не так ли?
Я медленно покачала головой, облизывая губы, когда признаваясь, посмотрела на маму.
— Нет.
В маминых глазах появилось понимание, а слова были полны смысла.
— Так он единственный.
Он был единственным. Только он.
Я снова положила голову ей на плечо.
— Я так сильно люблю его. Я думаю, что это с тех пор, как я была маленькой девочкой... но я никогда не представляла ничего, что могло чувствоваться как это.
Между нами воцарилось молчание, пока мы сидели вместе и давали правде перевариться.