— Джаред, пожалуйста, не делай этого, — умолял он.
Пот выступил на верхней губе Джареда. Он вытер его рукой. Он тяжело заморгал, пытаясь очистить туман, который заволок его разум. Он затянул веревку и Джо вскрикнул.
Дерьмо.
— Я не сделаю вам больно, — пообещал Джаред сквозь муки, чертовски ненавидя каждую секунду того, что делал. Но он не мог поступить иначе.
Джаред ослабил узел, так, по крайней мере, она не будет натирать.
— Ты знаешь, что я не об этом беспокоюсь, — сказал Джо.
Из потемневшей души Джареда вырвался невеселый смех, из глубоких тайников, где находилось его порочность.
— Тебе не следует беспокоиться обо мне, старик. Я собираюсь туда, где должен быть.
Поднявшись, Джаред вытащил ключи от машины Джо и убежал в гараж. Он ударил ладонью по двери гаража, чтобы открыть ее. Дверь медленно поднималась, когда он скользнул на водительское сиденье крупногабаритного седана.
Оказавшись за рулем, на него нахлынула тошнота. Его руки безудержно тряслись, когда он возился с ключами. Наконец, у него получилось вставить ключ в зажигание. Он повернул его, затем в обратную сторону и завел двигатель. Переключив передачу, он сдал назад. Машина свернула, когда он выжал газ.
Он должен был убраться от соседей. Прочь от воспоминаний. Прочь от всего, что имело значение.
Он не хотел делать этого здесь.
Но эти воспоминания преследовали его, мучили, когда он бессмысленно бродил по улицам. Куда, черт побери, он должен уехать? Потерев руками лицо, Джаред пытался пробудиться, чтобы сфокусироваться и увидеть через долговременное оцепенение, что взяло его в заложники.
Он ехал в течение нескольких часов, пока тревога увеличивалась и изматывала его. В нем развивалась паранойя. Скоро они ринутся искать его, и он должен закончить это. Его глаза перемещались по улице, ища место, чтобы спрятаться, но ничего не было. Удушливый крик застрял в горле, когда он понял, что ездил по кругу и вернулся к соседским окрестностям. Истерический смех вырвался изо рта. Это какая-то коварная, больная шутка?
Он избегал перекрестков, потому что не мог поехать туда. Он развернулся и быстро свернул направо, на улицу, граничащую с соседской. Джаред срезал влево по улице. Машина подпрыгивала и дергалась, когда он проехал по бордюру, пытаясь вписаться в поворот. Поле было пустое и темное. В середине росла высокая трава. Фары освещали то место, которое всегда так много значило для него, где он провел свои дни, играя, когда был ребенком, когда все было хорошо, и радость не была туманным впечатлением прошлого.
Он любил это место. Сейчас он разрушил его, так же, как разрушил все остальное.
В середине поля он заглушил двигатель и выключил фары.
В течение нескольких минут или, может, часов, он сидел в темноте, дрожа, раскачиваясь.
Дрожа от беспокойства, он нащупал верхнюю лампочку. В салоне зажегся слабый свет. Ему просто нужен был толчок, и тогда, он смог бы сделать это. Порывшись в рюкзаке, Джаред осушил полбутылки виски, чтобы успокоить нервы, а когда этого было не достаточно, проглотил пять таблеток.
Он ненавидел это. Ненавидел.
Эту ложку, иглу и пакетик...
Но это, все что у него было.
Он обнаружил, что ему полегчало, и сжал крохотный кусочек ваты между пальцами. Голова кружилась, а разум был размытым. Все было таким тяжелым и таким легким. Теплым.
На несколько секунд, Джаред обмяк на сиденье, отпустил это.
Это никогда долго не длилось, он просто так устал... но его разум не переставал работать. Он слышал плач мамы, чертовы мольбы в недрах своего мозга.
Вытащив из рюкзака пистолет, он направил его себе в рот. Зубы царапали металл, звук отдавался в ушах и проходил через кости. Лоб и шея покрылись потом.
Я могу сделать это.
Пальцы дрожали на спусковом крючке.
Это больно. Это больно. И он был так напуган.
Джаред убрал пистолет от своего рта и опустил голову на подголовник.
— Черт, — закричал он.
Он поднял пистолет к виску, вернув палец на курок. Он сжал глаза, умоляя.
— Мам... мне жаль... мне так жаль. — Его рука дрожала.
Джаред, черт побери, не мог перестать дрожать.
Еще несколько таблеток, оставшихся в пузырьке, высыпались на рубашку, когда он опустошал последние.
Он мог сделать это.
Но он хотел увидеть ее лицо, еще один раз.
Онемение накрывало его тело, когда он копошился в рюкзаке. Он качнулся влево. Дерьмо. Может, он принял слишком много. Но все было в порядке... в порядке... он мог сделать это. Он мог сделать это для нее.
Наконец, он нашел свою тетрадь в рюкзаке. Слова заполнили изношенный дневник — его стыд и позор. Снимки идеальной жизни были сложены между мерзкими страницами. Он листал с самого начала до нужной фотографии и поднял ее, чтобы увидеть светящуюся нежность на ее лице.