Я положила альбом обратно на колени, как гарантию безопасности, придвинула колени поближе к груди, так я могла открыть альбом, чтобы закончить последний рисунок, и в тоже время не показать его. Смотря на страницу, я спросила:
— Почему?
Мое внимание метнулось к его лицу, и также быстро вернулось к альбому. Инстинктивно мои руки заработали, и звук мягких штрихов заполнил тишину между нами.
Вздохнув, Джаред подвинулся, соединяя пальцы вместе между коленей. Он уставился в пол.
— Потому что, когда я закрываю глаза, я вижу вещи, которые не хочу видеть. — Низкий смешок слетел с его губ. — Они всегда там, Эли, но когда я закрываю глаза... — он резко выдохнул. — ...картинки, которые я вижу... будто оживают. — Он сильно нахмурился, как будто ограждал себя от этого. — Реальны. Так чертовски реальны... как будто это происходит прямо сейчас, и, как и тогда, я ничего не могу сделать, чтобы остановить это.
Душа изнывала, как будто я разделила с ним его боль. Сглотнув, я отказывалась нарушать молчание, потому что понимала, сейчас Джареду нужен кто-то, кто его выслушает.
Джаред посмотрел в моем направлении, казалось, что он смотрит на мой карандаш, его голова тихо покачивалась, будто улавливая движения моей руки. Я облизнула губы и продолжила, делая вид, что не замечаю его пристального взгляда, который приковал меня к кровати.
— Бьюсь об заклад, что представляю себе это так же реально, как картинки, скрывающиеся на страницах твоих альбомов, реальны для тебя.
Шок сковал мою руку, и я посмотрела на него.
Боль проскользнула на его лице, и морщинка между бровями, которая, казалось, была там постоянно, стала еще глубже. Я была поймана им, и не могла отвести взгляд.
Мой голос был тихим.
— Я рисую, а ты хотел бы стереть их.
Его веки закрылись, мгновение его челюсть сжималась и разжималась, прежде чем он открыл их.
— Ты создаешь, а я разрушаю.
Я медленно покачала головой, мой голос охрип:
— Я не это имела в виду.
Вздохнув, он вернул свое внимание к ногам.
— Но это не означает, что это неправда.
Несколько минут мы молчали, и я могла почувствовать, что он прятал наши слова где-то внутри себя, как будто, возможно, я заработала его доверие.
Потом он посмотрел на меня с довольной улыбкой и указал подбородком на мой альбом.
— Можно посмотреть?
Покачивая головой, я пыталась похоронить зарождающуюся улыбку, прикусывая губу.
— Ну ты же прекрасно знаешь ответ, Джаред.
Хриплый смех заполнил мою комнату, и он лег на кровать. Мои пальцы ног были прижаты к его боку. И мне нравилось это. Нравилось, что он хотел быть здесь со мной, нравилось, что я видела в нем нежность.
Даже если он сам не мог это увидеть.
Он сплел пальцы и положил их на грудь, несочетаемые числа, вытатуированные на его суставах, слились. Он был очень спокойным, и казалось, потерялся где-то в своих мыслях.
Я смотрела на страницу, пока не почувствовала тяжесть его взгляда, сверлящего мой лоб, как будто меня тянуло. Тянуло к нему. Как всегда.
Когда я повернулась к нему, ухмылка на его лице была чем-то, что я почти забыла, потому что она была самой широкой, из всех, что я видела. Но я видела ее раньше. Я запечатлела ее в беззаботном мальчике, который значил для меня все.
Его голубые глаза плясали, когда порхали от моего альбома к моему лицу.
— Раньше меня чертовски сводило с ума, когда ты не позволяла посмотреть, что рисуешь в альбомах.
Я удивилась, когда он внезапно зашевелился. Он повернулся, встал на колени, его подбородок наклонился, а пристальный взгляд смотрел на меня из-за края моего альбома. Хищник. Как будто в любую секунду он собирался атаковать меня. Дыхание перехватило. Покалывание под кожей усилилось, а он даже не притронулся ко мне.
Мои руки сжали края альбома, как тиски
— И знаешь что, Эли? — его глаза были повсюду, впитывали каждую черточку моего лица, моего рта, моих рук, альбом я прижала к груди. — Это все еще чертовски сводит меня с ума.
Сила появилась в его мышцах и распространилась по плечам, но в нем была та игривость, которую я помнила. Эхо нашего детства звучало в ушах, то, как он приставал и умолял меня позволить ему посмотреть, но никогда не вынуждал меня делать то, чего я не хотела.
Тогда я не показывала рисунки, потому что смущалась и боялась, что он может высмеять меня. Я не хотела, чтобы он видел мою неопытность в рисовании. А сейчас я не покажу, потому что это будет похоже на растерзание моего открытого сердца и демонстрацию всего того, что я не готова показать ему.
Это пугало его так же сильно, как и меня.