Тем не менее, после окончания смены я поехала к своим родителям. Я не была уверена, что это было, но чувствовала, что должна ощутить под ногами твердую почву, и это должно придать мне уверенности, прежде чем я вернусь обратно в неизвестность.
Я постучала и затем открыла дверь.
— Мам, — позвала я. Но ответа не последовало, и я прошла через тихий дом. — Пап?
Через стеклянную дверь, я мельком увидела их. Они свернулись вместе на двойном шезлонге у бассейна. На секунду, я остановилась и наблюдала. На них были купальные костюмы и солнечные очки, а их лица были повернуты к летнему небу. Папа сидел повыше, рукой аккуратно обнимая маму за шею, а пальцами бездумно играл с ее волосами.
Они всегда смотрелись вместе естественно. Им было комфортно друг с другом. Даже тогда, когда они ссорились.
Я покачала головой и вошла в открытую дверь.
Мама вскочила и поднялась с шезлонга. Ее рука упала на сердце.
— Боже мой, Эли, ты меня напугала.
— Я всегда пугаю тебя, мам. — Смеясь, я вышла во двор. — Ты подпрыгнула футов на десять.
Ничего тут удивительного.
Папа усмехнулся и потянул ее за волосы.
— Видишь? Даже Эли знает, какая ты нервная.
Мама игриво шлепнула его по груди.
— Я не нервная. Я бдительная. Это большая разница.
Папа приподнялся и сел. Он поднял очки с глаз и провел рукой по лицу, а затем повернулся ко мне.
— Как ты, дорогая?
— Хорошо... очень хорошо. Ты как?
— Ой, ты знаешь, так же, — ответил он рассеянно, чтобы не привлекать внимания к себе.
Я любила своего папу. Он был из тех людей, которые отчаянно защищают, кто охотно встанет перед движущимся поездом, если это может избавить кого-то от страдания.
Это также означало, что он никогда не поймет Джареда.
Черное и белое. Хорошее и плохое. Даже после всего, через что Джаред прошел, папа видел в нем только ребенка-панка, который причинил боль своей семье. За неделю до того, как Джаред был отослан, папа фактически запретил Кристоферу видеться с ним. Но Джаред сам не пытался связаться с Кристофером. В это время, он уже был мертв, душой и эмоционально. Просто... исчез.
Без вопросов, папа может рассмотреть в Джареде только угрозу. Для семьи. Для меня.
— Так что ты тут делаешь? — мама ловко маневрировала вокруг шезлонга, прыгая по горячему бетону голыми ногами. Она обняла меня, удерживая руками за плечи, и прижалась ко мне:
— Такое впечатление, что я не видела тебя вечность.
— Что ж, вот поэтому я здесь, — сказала я с иронией, посылая ей ухмылку, которая говорила о том, что я подшучиваю над ней. Любовь светилась в моих глазах. Я тоже скучала по ней.
Усмехнувшись, она нежно погладила меня по щеке и тихо сказала:
— Как моя маленькая девочка?
— Хорошо.
Мама улыбнулась и наклонила голову:
— Пойдем, давай найдем что-нибудь выпить, — она проскользнула в открытую дверь.
— Ты что-нибудь будешь, Дэйв? — крикнула она.
— Нет... не буду, — папа вернулся на шезлонг, складывая руки на груди.
Я подбежала к нему и поцеловала в щеку.
— Люблю тебя, пап.
— И я люблю тебя, милая.
Я пересекла двор и вошла в дом. Мама наливала два стакана холодного чая. Один протянула мне.
— Спасибо.
Она отпила чай, наблюдая за мной поверх стакана. Я приготовилась к инквизиции.
— Так значит, ты просто заехала, да? Учитывая, что я не видела тебя больше месяца, и ты не звонила, тогда думаю нам нужно устроить день шопинга. Полагаю что-то произошло... и судя по улыбке, которая расползалась по твоему лицу, думаю дело в парне, — сказав последние слова, она пошевелила плечами.
Как бы я не старалась сдержаться, маленькое застенчивое хихиканье вырвалось из меня, и я почувствовала, как румянец за секунду залил мои щеки. Даже несмотря на то, что то, что мы с Джаредом разделили прошлой ночью, было очень сильным, он оставил эту тяжесть, которая отдавалась глубоко в моем сердце, но была и другая часть, которая ощущала свет.
Как будто я пережила свой первый поцелуй.
У мамы расширились глаза. Я никогда не обсуждала с ней парней, потому что нечего было сказать. Никто из них не был важен, за исключением одного, которого я прятала от нее. Но она была всем, о чем говорят девочки. Я помню, ее и Элен, как они проводили всю ночь с бутылкой вина, болтая и смеясь, теряясь друг в друге, в секретах и мечтах. Я задавалась вопросом, насколько сильно она скучала по этим дням.
— Я права? — подшучивая, спросила мама, хотя в ее взгляде была нежность. Мама знала, что для меня это было личным, потому что мне не хватало смелости рассказать ей.