— Я помню, Сэм.
— Нет, не помнишь! — возразил он, сиюминутно вспыхнув как фетиль от пороховой бочки.
И пороха, кажется, в нём было предостаточно, потому что в груди всё горело уже обжигающим пламенем, сжигая любые преграды. И никаких пожарных в ближайшее время явно не предвиделось. Он мог выносить все эти обеспокоенные взгляды, еду, любовно приготовленную братом, остывший утром кофе, которые не приносили ему вкуса. Мог терпеть предупреждающие фразочки о маскировке, которые любил сыпать ему Дин вместо пожеланий хорошего дня, и намеренное игнорирование темы о вампирах. Но, черт возьми, брат переходил все границы.
— Ты видишь во мне восьмилетнего перепуганного Сэмми, но та ночь убила его навсегда! Прими это уже наконец. Я изменился и уже не ребенок, у которого в руках дрожит пистолет. Я тренировался с Лайной все те полгода.
— Это не значит, что ты готов к охоте!
Разговор стремительно переходил из нормального в зону повышенной громкости. Оба Винчестера не намерены были менять свою точку зрения, готовясь отстаивать её насмерть. И, казалось, в данную минуту их не волнует ничего, кроме друг друга. И Джоуи лишь обреченно вздохнул, откинувшись на сидение. Та еще будет поездочка.
— Как ты не понимаешь! — в голосе Сэма прорезывались истеричные нотки. — Охота — единственное, что может доказать, что я еще на что-то годен. Что я могу спасать людей, а не убивать. Зачем мне эти силы и это проклятье, если я не смогу направить их на благо?
— Не строй из себя Трэвиса Бикла****, Сэм, ты не сможешь искоренить всю грязь из каждого встреченного тобой существа.
— Я могу хотя бы попытаться! Если я буду спасать жизни, то возможно перестану думать, что всё было зря.
— Что было зря?
— Что ты спас меня зря! — выпалил он. — Я заслуживал смерти тогда! Ведь я… Ведь я убил человека, Дин.
Фраза повисла в воздухе, словно растворившаяся пыль из-под колес автомобиля, подхваченная ветром и выхлопными газами. С носа Джоуи съехали очки, но он и не думал их поправлять, а брат замер с открытым ртом, поперхнувшись словами, которые он собирался сказать в контраргументы. Но признание Сэма вывело его из равновесия.
— Ты не убил его. Он остался жив, — голос Дина был сиплым, странным, совсем не походил на его типичную манеру общения. Его костяшки побелели, сжимая руль автомобиля до скрипа кожи. Он старательно смотрел на дорогу. — Ты всего лишь…
— Я всего лишь высосал ему пол-литра крови. Конечно! — из Сэма вырвался истеричный смешок. — Я был монстром, Дин. И отец должен был меня убить. Ты должен был меня убить.
Но Дин никогда бы этого не сделал. Он пожертвовал всем, чтобы спасти его. И даже, если подвернулся бы случай, безоговорочно отдал бы и свою жизнь в обмен на брата. Но в этом была вся проблема. Сэм не хотел жить вампиром. Никогда.
Была бы его воля, он бы предпочел умереть в ту ночь.
***
Город Креско, штат Айова.
Почти пять лет назад.
Восемь часов после того, как Сэма обратили.
Он бежит.
Таким темпом он мог запросто пробежать километр, победив всех черепах-старшекурсников, которые под предлогом хорошей оценки за год по физкультуре выперлись участвовать в районном состязании, которое устраивала школа неделю назад.
У них не было стимула бежать так, словно их жизни угрожает опасность. А у Дина был.
В случае с Дином это была даже не жизнь, а смысл его существования.
Нога неожиданно упирается во что-то твердое, и Дин мгновенно, не удержав равновесие, летит вниз, нелепо взмахивая руками. Из ослабевших на миг пальцев вылетает пистолет и падает на землю. В открытый рот тут же попадают гниющие листья, валяющие на земле, вперемежку с почвой и перегноем и ещё всякими жуткими бактериями, переносящими заразу, о которых им талдычат в школе. Но он не обращает на это внимание и со стоном поднимается, игнорируя боль в области ноги. Сейчас совсем не время подвернуть лодыжку. Только не сейчас.
Сердце задыхается в бешенном ритме, так словно тоже стремится превысить норматив.
Дин подбирает упавший из рук пистолет и снова бросается вперёд.
Только бы успеть.
На небе блестит луна. В голове бьётся лишь одна мысль, точнее даже не мысль, а картинка, которая с поразительной точностью отражается перед глазами - младший братишка, который набрасывается на человека, теряя всякое подобие человечности…
Он бежит.
— Сэмми!
Вокруг безмолвные сосны, и удрученные тени от них наводят ужас, как в самых страшных кошмарах, увиденных им с Сэмом в Байках из склепа. Вокруг марево темноты и шорох листьев, создаваемых бродящим в лесу ветром. Вокруг ни души. Только он и замерзшая в ожидании ночь.
— Сэмми! Сэм!
Он бежит, но не знает куда. Бежит чисто на инстинктах, которые никогда его не подводили, в надежде отыскать брата в этой зоне страха и ужаса.
И когда натыкается взглядом на сгорбленную фигуру в центре поляны, на секунду, ему кажется, что это мираж, и он окончательно сходит с ума.
— Сэмми?
На него тут же устремляются заплаканные глаза, проглядывающие из-под небрежно торчащей чёлки. Дин ловит себя на мысли, что боялся увидеть в них отблеск мертвой красноты, и облегченно вздыхает, замечая привычный карий оттенок.
— Дин? Я не знаю, как я здесь оказался, Дин. Чья это кровь, Дин. Я не знаю, я… — у брата дрожит голос, как и всё его тело.
— Успокойся. Всё хорошо, Сэм.
Дин не знает, кого убеждает больше: себя или брата. Но Сэм точно выглядит так, словно его необходимо убедить. Убедить, обнять и сказать, что всё закончится, что старший защитник спасет его от всех монстров.
Только в этой сказке монстр не прячется где-то за углом, он в самом сердце. В самом сердце его брата.
У Сэма охрипший голос и капли крови на рубашке. А ещё на руках и на губах, если присмотреться, но Дин не хочет присматриваться. Он боится найти кровь ещё где-нибудь. И что-то подсказывает, что она везде.
На всём Сэме.
Он пропитался ею с ног до головы, и даже запах доносится до Дина, или же у него все-таки начались глюки?
Рубашка Сэма ему слегка велика, ведь она принадлежала Дину, когда тот ходил в третий класс и досталась мелкому, как и остальные такие же вещи. Рваные джинсы почти висят, хотя Дин вроде бы помнит, что ещё утром они были брату впору. На щеке ссадина от встречи с дверцей машины - Дин неловко открывал её, когда они выходили в магазин сегодня утром, а Сэм стоял слишком близко. Он может заметить любую мелочь в облике брата, если же не обращать внимание на очевидное.
Он сам себя останавливает на мысли, что хочет запомнить Сэмми таким, как сейчас. И вмиг холодеет от ужаса. Он тщательно вглядывается в черты лица брата, потому что боится его больше не увидеть!
— Зачем тебе пистолет?
Дин моргает и тупо переспрашивает.
— Что?
— Зачет тебе пистолет? — повторяет Сэм, и у него в голосе проскальзывают нотки недоверия и настороженности. Глаза замирают в сторону направленного на него Глока в руках брата, который, казалось, он замечает только сейчас. Окровавленные пальцы комкают край рубашки в нерешительности, очевидно, что мелкому страшно. Он, уже готовый кинутся в объятья брата, мгновенно замирает и делает два шага назад.
Эти два шага отдаются такой болью в сердце Дина, что он едва сдерживает рвущий горло стон отчаяния. Два образа никак не удается совместить в голове: перед ним сейчас стоит брат, его родной младший братишка, которого он обещал защищать ценой собственной жизни, но пару часов назад он видел другого в теле Сэма. Он видел вампира, который пытался убить его.
Вампира, который почти убил человека. И это все никак не соответствует заплаканному, дрожащему сейчас ребенку посреди поляны. Одинокому и такого ранимому, который боится пистолета в его руках!
— Сэмми, — Дин не знает, что сказать. И поэтому он просто делает.
Делает то, что говорит ему сердце.
— Давай я просто положу его на землю, идет? Я кладу его.
Он аккуратно приседает, чтобы положить Глок на землю. Тот опускается почти бесшумно.