С оккультной точки зрения бредовость ясна: сатанист — это демон/бес в теле человека, а вовсе не любой хуман.
C гносеологической: если Х — свойство любого объекта, то Х — бессмысленно для выделения конкретного подмножества объектов из этого множества, так как не описывает ничего, что позволило бы как-либо классифицировать объекты, в данном случае — выделить сатанистов из общей массы.
С психологической: здесь дело не только в том, что нет восприятия архетипа Сатаны, но и в стремлении несмотря ни на что называть себя сатанистом. Так как определиться с тем, что является сатанизмом, не-сатанисту попросту невозможно, деятели такого рода не в состоянии дать сколь-либо приемлемое определение сатанизму; вот поэтому и делается такое заявление — мол, все сатанисты, включая жвачных млекопитающих, так что и определений никаких не надо, и сатанизм изучать не надо, и о развитии никакой речи не идёт — посмотрите на пасущиеся стада и успокойтесь…
Восприятие как временного явленияЕсли с первого раза у вас не получилось — парашютный спорт не для вас.
Иногда встречается мнение, что сатанизм — это нечто временное, этап развития, который можно «перерасти». Замечу, что профанирование такого рода не обязательно направлено на себя: возможен вариант, когда мнение направлено на другого — мол, «перебесится». Понятно, что в этом случае говорить о восприятии Сатаны не приходится — имярек воспринимает лишь отдельные атрибуты, а сатанизм понимается как нечто внешнее.
О том же, кто заявляет, что он, дескать, был сатанистом, а потом перестал — и говорить не стоит, понятно, что сатанистом такой индивид никогда и не был. Аналогично: тот, кто заявляет, что сатанизм можно «перерасти» — никогда сатанистом не будет.
Сатанизм не приемлет ни предательства, ни отступничества, ни даже успокоенности; Легионы Ада — если не в сражении — всегда на марше.
И где бы мы ни были, где бы ни был один из нас -
Мы остаёмся в верности Аду.
Мы остаёмся верны себе.
In Officio permanimus.[92]
V. Scavr, "Maledictum" Восприятие исключительно как разумного эгоизмаНужно не только смотреть, но и видеть.
Типичное стремление чел-овеков воспринимать часть как целое. Да, сатанисты — это разумные эгоисты; но это же не значит, что все разумные эгоисты — сатанисты! Каждая селёдка — рыба, но не каждая рыба — селёдка. Разумных достаточно и среди людей.
Опять же здесь есть мотив «примазаться». Вычленяется "главное свойство" и заявляется соответствие ему, т. е. отдельному свойству, а не системе в целом. Профанация, так сказать, в первозданном виде — стремление свести сатанизм к человеческому.
Восприятие себя как физического телаНапоминаю, что "я, ты, он, она" — сплошь кажимость. Забудь о «почему», здесь всё "зачем".
С. ТиуновРечь идёт не о каких-то там "тонких мирах", "жизни после смерти" и прочем. Всё проще: у любой личности, не только сатаниста, есть то, что ценнее физиологического существования.
"Моральный кодекс любого племени, Морин, основан на условиях выживания этого племени… но мораль отдельного человека зиждется исключительно на гордости, не на условиях выживания. Вот почему капитан идёт на дно вместе со своим кораблём; вот почему гвардия умирает, но не сдаётся. Человеку, которому не за что умирать, незачем и жить".
Р. Хайнлайн, "Уплыть за закат"Стандартное сведение жизни к физиологическому существованию: у обывателей то, что у них формально называется психикой, лишь обслуживает потребности, а именно — пожрать, выпить, поспать (во всех смыслах). Низшие уровни пирамиды Маслоу[93] — не более того. И что самое забавное — такое существование обывателем рассматривается как самоценность. Стандартная подмена цели средством…
Давайте ненадолго обратимся к истории религий. Языческие представления нередко рассматривали послесмертие как "никакое существование" — вспомните концепцию Аида, например. Тем не менее язычники отнюдь не держались за земное существование любыми средствами, а жили и умирали достойно. Иллюстрация: всем известный пример подвига спартанцев Леонида. Монотеистические религии включили в себя сотериологический элемент — и это стало началом перестройки массового сознания на "зарабатывание хорошего послесмертия". Казалось бы, в этом случае должно возрасти количество подвигов во имя веры… И такая картина наблюдалась среди ранних христиан — впрочем, некорректно называть подвигом просто мученичество без сопротивления, но по крайней мере, всё же имело место бесстрашие, вызванное искренней верой в получение гран-при после смерти.
Но потом всё нивелировалось до цепляния за жизнь — как бы это не противоречило теологическим концепциям. Почему? А очень просто — как часто вы видите движущиеся горы? А ведь помните, что сказано: "Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: "Перейди отсюда туда", — и она перейдёт; и ничего не будет невозможного для вас". Шутки шутками, но дело именно в этом: за редким исключением, религиозная вера у населения сводится к "что-то, наверное, там есть". Кто не согласен — ознакомьтесь со статистикой: какой процент населения, называющих себя, к примеру, православными (раз уж в России живём), ходит регулярно причащаться, молятся, знают свой "символ веры" (т. е. — то, во что, собственно говоря, заявляют себя верующими), соблюдают пост — и так далее по списку. Но — nota bene! — такое отношение не является возвратом к языческому мировосприятию: языческие честь и достоинство «устарели» и остались в прошлом; современный человечишко в подавляющем большинстве случаев — это продукт монотеистической культуры (даже если он заявляет себя атеистом), т. е. — ничтожество, которое ожидает «спасения» как милости.