– За ноутом?
Глаза у Виктора Сергеевича были красные, а голос скрипуч, как несмазанная дверь.
– Погоди. – В ладони Егорова возникла ещё одна бумажка. – Вискаря принеси. Потом поговорим. Нам там…
Мужчина помрачнел так, что Вовка поперхнулся и своё возмущение по поводу прихватизированного ноута проглотил.
… хороших людей помянуть надо. Ступай.
– А может… ?
У Оли был красный распухший нос и огромные мешки под заплаканными глазами. Было видно, что девушка не спала ни минуты. В её глазищах было столько надежды, что убито молчавший Олег, только и смог, что молча отвернуться.
Всё было понятно. Всё было сказано.
– Нет, Оленька, – Катины пальцы накрепко переплелись под столом с пальцами Виктора, – нет. Не может. Они – настоящие.
Над столом в гостиной, вокруг которого собрались все, даже семидесятилетний Уилл, повисла гробовая тишина.
Витька сидел, слушал, как шумит за окном дождь и… зверел.
– Витя, мне больно!
Длинные тонкие пальчики Кати побелели от напряжения.
– А? Прости.
Виктор глубоко вздохнул и грохнул кулаком по столу.
– Да. Они настоящие. А мы тогда – кто? Ксерокопии? Био… мать их… роботы что ли?!
Егоров снова шарахнул кулаком по столу.
– Нет. Я. Мы. Все. Люди.
– Вторые…
– Нет. Другие. Но не «вторые». Может быть, та штука и копировальная машина, может быть – мы и копии. Но мы – люди. Другие люди. Вот так! Что, Катя?
Любимая сидела с побелевшим лицом, закусив ладонь и с ужасом смотрела на мужа.
– Ксерокс? А если у них ТАМ не получилось? И мы тогда… «третьи»?
Петро Олександрович закряхтел и схватился за сердце, а древний дедок, выслушав перевод, заперхал и замотал головой.
– Идиоты. Какие же вы, русские, идиоты. Мы дома и это главное, а остальное – ерунда.
Конец первой книги.