Домчался и в стихийных стонах — стих.
И в брезжущем мерцаньи, поутру,
Исчез и след кричавших ввечеру;
И остов корабля — на дне пучин;
Все сгинули, но пощажен один.
Еще он жив. На отмель нахлестнул
С доскою вал, к которой он прильнул,-
И, вспять отхлынув, сирым пренебрег,
Единого забыв, кого сберег,
Кого спасла стихии сытой месть,
Чтоб он принес живым о живших весть.
Но кто услышит весть? И чьих из уст
Услышит он: «Будь гостем»? Берег пуст.
Вотще он будет ждать и звать в тоске:
Ни ног следа, ни лап следа в песке.
Глаз не открыл на острове улик
Живого: только вереск чахлый ник.
Встал, наг, и, осушая волоса,
С молитвой он воззрел на небеса…
Увы, чрез миг иные голоса
В душе недолгий возмутили мир.
Он — на земле; но что тому, кто сир
И нищ, земля? Лишь память злую спас
Да плоть нагую — Рок. И Рок в тот час
Он проклял — и себя. Земли добрей,
Его одна надежда — гроб морей.
Едва избегший волн — к волнам повлек,
Шатаяся, стопы; и изнемог
Усилием, и свет в очах запал,
И он без чувств на брег соленый пал.
Как долго был холодным трупом он -
Не ведал сам. Но явь сменила сон,
Подобный смерти. Некий муж пред ним.
Кто он? Одной ли с ним судьбой родним?
Он поднял Юлиана. «Так ли полн
Твой кубок горечи, что, горьких волн
Отведав, от живительной струи
Ты отвратить возмнил уста твои?
Встань! и — хотя сей берег нелюдим -
Взгляни в глаза мне, — знай: ты мной храним.
Ты на меня глядишь, вопрос тая;
Моих увидев и познав, кто я,
Дивиться боле будешь. Ждет нас челн;
Он к пристани придет и в споре волн».
И, юношу воздвигнув, воскресил
Он в немощном родник замерший сил
Целительным касаньем: будто сон
Его свежил, и легкий вспрянул он
От забытья. Так на ветвях заря
Пернатых будит, вестницей горя
Весенних дней, когда эфир раскрыл
Лазурный путь паренью вольных крыл.
Той радостью дух юноши взыграл;
Он ждал, дивясь,— и на вождя взирал.
К. БАЛЬМОНТУ
Не все назвал я, но одно пристрастье
Как умолчу? Тебе мой вздох, Бальмонт!..
Мне вспомнился тот бард, что Геллеспонт
Переплывал: он ведал безучастье.
Ему презренно было самовластье,
Как Антигоне был презрен Креонт.
Страны чужой волшебный горизонт
Его томил… Изгнанника злосчастье -
Твой рок!.. И твой — пловца отважный хмель!
О, кто из нас в лирические бури
Бросался, наг, как нежный Лионель?
Любовника луны, дитя лазури,
Тебя любовь свела в кромешный ад -
А ты нам пел «Зеленый Вертоград».
ЕЕ ДОЧЕРИ
Ты родилась в Гесперии счастливой,
Когда вечерний голубел залив
В старинном серебре святых олив,
Излюбленных богиней молчаливой.
Озарена Венерою стыдливой,
Плыла ладья, где парки, умолив
Отца Времен, пропели свой призыв, -
И срок настал Люцины торопливой.
Так оный день благословляла мать,
Уча меня судьбы твоей приметам
С надеждою задумчивой внимать.
Был верен Рок божественным обетам;
И ты в снегах познала благодать -
Ослепнуть и прозреть нагорным светом.
CAMPUS ARATRA VOCAT. FATALIA FERT IUGA VIRTUS[19]
И.М. Гревсу
Пройдет пора, когда понурый долг
Нам кажется скупым тюремным стражем
Крылатых сил; и мы на плуг наляжем
Всей грудию — пока закатный шелк
Не багрянит заря и не умолк
Веселый день… Тогда волов отвяжем,-
Тогда «пусти» владыке поля скажем,-
«Да звездный твой блюдет над нивой полк».
Усталого покоит мир отрадный,
Кто, верный раб, свой день исполнил страдный,
Чей каждый шаг запечатлен браздой.
Оратая святые помнят всходы;
Восставшему с восточною звездой
На западе горит звезда свободы.
Услада сирым — горечь правды древней:.
Богов любимцы будут нам предтечи
В пути последнем. Им звучат напевней,
Как зов родной, Души Единой речи.
Весь в розах челн детей. Но что плачевней,
Чем стариков напутственные свечи?
Мы, мертвые, живем… И задушевней -
Оставшихся, близ урн былого, встречи,
Сойдемся ль вновь под сенью смуглолистной.
Где строгим нас учила Муза гимнам,
Когда ты был мне брат-привратник Рима?
Туда манит мечта, путеводима
Тоской седин по давнем и взаимном,
Где Память зыблет сад наш кипарисный.
ULTIMUM VALE[20]
Инн.Ф. Анненскому
«Зачем у кельи ты подслушал,
Как сирый молится поэт,
И святотатственно запрет
Стыдливой пустыни нарушил?
Не ты ль меж нас молился вслух,
И лик живописал, и славил
Святыню имени? Иль правил
Тобой, послушным, некий дух?..»
«Молчи! Я есмь; и есть — иной.
Он пел; узнал я гимн заветный,
Сам — безглагольный, безответный -
Таясь во храмине земной.
Тот миру дан; я — сокровен…
Ты ж, обнажитель беспощадный,
В толпе глухих душою хладной -
Будь, слышащий, благословен!»
Сентябрь 1909
ЭПИЛОГ
ПОЭТУ
Вершины золотя,
Где песнь орлицей реет,-
Авророю алеет
Поэзия — дитя.
Младенца воскормив
Амбросиями неба,
В лучах звенящих Феба
Явись нам, Солнце-Миф!
Гремит старик-кентавр
На струнах голосистых;
На бедрах золотистых
Ничьих не видно тавр,
Одно тавро на нем -
Тавро природы дикой,
И лирник светлоликий
Слиян с лихим конем.
Прекрасный ученик,
Ища по свету лавра,
Пришел в вертеп кентавра
И в песни старца вник.
Род поздний, дряхл и хил,
Забыл напев пещерный;
Ты ж следуй мере верной,
Как ученик Ахилл.
Поэт, ты помнишь ли сказанье?
Семье волшебниц пиерид -
Муз-пиерид, на состязанье
Собор бессмертный предстоит.
Поют пленительно царевны,-
Но песнь свою поют леса;