Несколько прохожих, остановившихся поодаль, подошли ближе, вопросительно переглядываясь. Даже на мосту некоторые остановились, пытаясь разглядеть сверху, что происходит. Милиционер, не ожидавший такого, на мгновение растерялся, но тут же доложил кому надо по рации и выскочил на дорогу, давая отмашку рукой.
Мягко тормознув, остановилась катившая мимо «скорая» с крестами на боках. Дверца распахнулась, из машины выскочила врачиха в белом халате с небольшим чемоданчиком в руках. Но Везенин уже перестал биться и с закрытыми глазами затих. На губах у него пузырилась кровавая пена. Докторша, присев на корточки рядом с ним, оттянула веко мертвенно закатившегося глаза, потом пощупала пульс. «Быстро!.. — сказала она. — Заверните ему рукав!» Раскрыла свой чемоданчик, достала шприц, ампулу. Кто–то из стоявших рядом принял чемоданчик, кто–то завернул Везенину рукав, обнажив до локтя бледную, с синими венами руку. Глаша держала его окровавленную голову на коленях. Тонкая игла шприца ушла под кожу — столбик желтоватой жидкости медленно сократился в стеклянном цилиндрике и пропал.
Врач выдернула шприц и протерла место укола ваткой. Почти сразу
Везенин открыл глаза, но взгляд был недоумевающий, мутный. «В машину», — коротко сказала докторша. Кто–то уже доставал носилки, но Везенин с помощью Глаши и милиционера поднялся сам. Чистым платком Глаша вытерла ему кровь на лбу. Все с тем же сонным недоумевающим видом он покорно пошел и сел, нагнувшись, в машину. Глаша, не отпуская платка от его головы, села рядом с ним. «Скорая» рванула и укатила в сторону центра. «Ну все, — сказал милиционер, вновь обретая строгий начальственный вид. — Давайте, граждане, будем расходиться…»
Негустая толпа разошлась недоумевая. Никто толком не понял, что произошло. Даже обсуждать было нечего. Ясно, что ничего особенного: то ли пьяного увезли, то ли сердце у кого–то прихватило на улице. Белые странички рукописи, перепачканные, затоптанные, валялись на тротуаре вдоль парапета. Другие рассыпались по дороге уже со следами шин. Там, где Везенин лежал, их было погуще, в стороне — пореже, поразбросанней. Некоторые, уходя, подбирали листок, вчитываясь в наступающих сумерках в машинописные строчки. Но большинство не обращало внимания, шагая по ним.
Сверху Вранцову было видно, как те листы, что упали в воду, медленно плыли по Москве–реке среди последних, источенных водой, серовато–прозрачных льдин. Их унесло уже далеко — он едва различал их на темной воде. Впереди был Большой Каменный мост, и, может быть, не успев еще затонуть, они проплывут вдоль Кремлевской набережной.
XXIII
О том, что этот молодой человек с очень светлыми, какими–то льдисто–голубыми глазами — следователь, Вранцов догадался в первый же его приход на квартиру, хотя, понятно, удостоверения не видел и разговора его с Викой слышать не мог. Он лишь следил за этим разговором через окно, со своего обычного наблюдательного пункта, пытаясь по их мимике и жестам понять что–нибудь.
Следователь был высок, строен и молод, почти как студент. Одет несолидно: в потертой кожаной куртке, в джинсах и лыжной шапочке, что еще больше молодило его. Но носил с собой почему–то не «дипломат», не модную сумку через плечо, а объемистый черный портфель, с какими ходят немолодые чиновники. Его внешность была смутно знакома, но чем, Вранцов так и не мог понять. Тем более, что сходство здесь было приблизительное, так сказать, общего характера, и едва ли конкретно на кого–то из знакомых следователь этот похож. Да и был он в том возрасте, когда черты лица окончательно не затвердели и внешность не имеет особых резких примет.
О чем они с Викой там говорят, Вранцов, естественно, слышать не мог, но, сидя на ветке против окна, внимательно наблюдал, как следователь держится, как ведет себя. Создавалось впечатление, что, несмотря на молодость, человек этот неглуп и не новичок в своем деле. Хотя лицо его было весьма дружелюбным и приветливым, Вика разговаривала не как с молодым человеком, значительно уступающим ей по возрасту, а чуточку робко и скованно, словно с каким–то ответственным лицом.
Выйдя из подъезда в тот раз, следователь остановился, чтобы поправить шарф на шее, И вдруг Вранцов вздрогнул, заметив устремленный вверх, в его сторону, взгляд светло–голубых глаз. Первым побуждением было сорваться с ветки и улететь, однако страх ли сковал или опасение выдать себя, но он остался на ветке, лишь напрягшись и втянув голову, словно бы пряча ее. А следователь поправил шарф, переложил портфель из левой руки в правую и решительно двинулся к остановке автобуса уверенной походкой делового человека. Отойдя метров сто, он еще раз оглянулся, но издали уже не было видно, смотрит он в сторону Вранцова или просто окинул взглядом двор.