Раздумывая надо всем этим, он вновь и вновь возвращался мыслями к прошлому, все больше понимая, что не так уж внезапно все это случилось, что были симптомы, на которые он просто внимания не обращал. Не то чтобы и раньше тянуло полетать или покаркать, но какой–то дефицит человеческого временами он ощущал. Что–то было не то, душа была не на месте, словно бы чего–то не хватало в самом себе. Дела вроде шли хорошо, а все казалось пустым и бессмысленным, и, просыпаясь по утрам, часто спрашивал себя: зачем вставать, зачем ему этот день? Спрашивал и не находил ответа… Участилась бессонница, стал пропадать аппетит. Думал, что просто устал, отдыхал по путевке летом на юге — а без толку, не помогло. Какая-то другая, непонятная усталость давила, что–то странное происходило с ним. Собирался даже сходить на прием к психотерапевту, подумывал, не сесть ли на диету, не заняться ли аутотренингом. В общем, неладно было с психикой, да и во всем организме что–то неладное ощущал.
Накануне превращения он чувствовал себя особенно усталым, больным и разбитым, мрачно–злым на весь мир. Устал от всего, все и всех хотелось послать подальше., исчезнуть, скрыться, сбежать от проблем. Тогда не очень–то обращал на это внимание: что поделаешь, жизнь такая, чуть не у каждого этот невроз. Но теперь иначе оценивал эти болезненные явления — они представлялись ему какими–то глухими сигналами, нехорошими симптомами, которых вовремя не распознал. Не заметил и мер не принял. Какие такие меры следовало принять, он и теперь не знал — нельзя же думать в самом деле, что диета и аутотренинг против таких превращений помогают. Но что–то тревожное в тот год ощущалось, что–то нехорошее назревало. Душа была не на месте, даже физически ощущал.
А тут еще эта история с Везениным, в которой ему досталась не очень–то красивая роль.
VI
Встретились они случайно в метро. Лет пятнадцать не виделись, но Вранцов его сразу узнал. Везенин был все такой же худой, подтянутый, а в этой куртке спортивного покроя, кроссовках и выглядел почти как студент. Прислонившись к стенке в конце вагона, он бегло просматривал с карандашом в руках какую–то книжку, то усмехаясь, то морщась, то шевеля губами, точно вел с ней безмолвный разговор. Остановился, вписал что–то на полях и замелькал страницами дальше.
Вранцов не сразу подошел к нему — остановки две еще медлил, точно не решаясь сдвинуться с места, а заметив, сам удивился: с чего? Прошел к Везенину в конец вагона и неожиданно для себя ткнул по–студенчески кулаком в бок. При этом расплылся в широкой улыбке, хотя поначалу и сдержанней хотел быть. Коля удивленно поднял брови, но тут же и сам расплылся в ответ. Сунул книжку в карман, долго тряс его руку своей сухой и горячей рукой.
— Богатым будешь, Вранцов, не узнал, — сказал он с прежней открытой своей улыбкой. — Забурел, шляпу завел, солидным стал… А был худым и лохматым, зимой в морозы без шапки ходил.
— А ты не изменился почти… — сказал ему Вранцов.
— Ну, значит, я идиот, — засмеялся Коля.
— Чего так?..
— Сказано же было: все течет, все изменяется — не меняются лишь идиоты.
Вранцов насторожился. Он не любил этого шутовского тона бывших друзей, прикрывавшего, как правило, горечь неудачников. Но Коля смотрел весело и открыто — похоже, и в самом деле просто пошутил. Вблизи было видно, что годы сказались и на нем: волосы на висках поредели, губы стали жестче, а узкое лицо с высоким лбом его сделалось суше, словно обветренное.
— Ну, как жизнь, семья, работа? — поинтересовался Вранцов.
— Жизнь бьет ключом, и все по голове, — ответил старой студенческой шуткой Везенин. — Работа?.. Смотря что называть работой. А семья в порядке. Вот только проблема: как прокормить семью.
— В каком смысле?
— В прямом, — улыбнулся тот. — Жена не служит, а я сейчас сторожем в гаражном кооперативе подрабатываю. На четверых сам понимаешь… Тыквой питаемся.
— Как это? — не понял Вранцов.
— Обыкновенно. Пареную едим, жареную, с кашей, с картошкой. Полезно для здоровья и дешево: всего гривенник за килограмм.